После того как Александр, сын Филиппа, Македонянин… поразил Дария, царя Персидского и Мидийского, и воцарился вместо него… он произвел много войн и овладел многими укрепленными местами, и убивал царей земли. И прошел до пределов земли и взял добычу от множества народов… Александр царствовал двенадцать лет и умер. И владычествовали слуги его, каждый в своем месте. И по смерти его все они возложили на себя венцы, а после них и сыновья их в течение многих лет; и умножили зло на земле.

Первая книга Маккавейская. 1:1–9

В этой выдержке из Первой книги Маккавейской, еврейского текста второй половины II века до н. э., сохранившегося в греческом переводе, пристрастно обобщается то, что мы традиционно называем «периодом эллинизма» — временем между походами Александра (334–324 гг. до н. э.) и смертью Клеопатры (30 г. до н. э.). Автор выражает взгляд жителя покоренной провинции, взявшегося за оружие против греческих царей и их эллинизированных сторонников из числа евреев.

Воображаемый странник, в 343 году до н. э. прибывший в Миезу — небольшой городок у подножия горы Вермион, — сначала был бы поражен захватывающей дух красотой ландшафта: покрытые деревьями склоны, кристально чистые ручьи и ряд гротов в отвесной скале. Именно красота местоположения дала местным жителям основания считать его домом нимф — Нимфеоном. Наш гость удивился бы тому, что нимфы приняли в мужскую компанию бородатого учителя сорока с небольшим лет с группой подростков и молодых мужчин, увлеченно спорящих о поэзии, географии, мифах и природных явлениях. Он никогда бы не подумал, что людям, собравшимся в этом идиллическом месте, уготовано кардинальным образом изменить ход мировой истории. Среди них был Аристотель, который заложит основы западной философии и науки; ни один человек до Декарта не окажет столь сильное влияние на европейскую мысль. Македонский царь Филипп поручил ему воспитание своего сына Александра и отпрысков местной знати.

Филипп был убит одним из своих телохранителей и прежним любовником в зените своего могущества, в день свадьбы его дочери Клеопатры в театре в Эгах. Утверждают, что убийцей двигала обида за то, что Филипп не покарал лиц, изнасиловавших его на одном из обычных придворных пиров. Всего за несколько минут до убийства процессия внесла в театр изображения 12 богов; 13-м был портрет самого Филиппа. Этим он приравнивал свою земную власть к власти богов. Многие греки сочли это дерзостью и кощунством, а его гибель — божественным наказанием. Безусловно, факт убийства его в театре был трагической иронией. Зрители пришли туда лишь затем, чтобы увидеть безотлагательную божественную кару осквернителя мифических героев. Именно такой спектакль судьба предложила аудитории, собравшейся в тот день в городском театре. Жизнь подражала искусству.

Но мысли большинства современников занимали другие вопросы. Была ли вдохновителем убийства Олимпиада — отстраненная жена Филиппа, мать Александра, могущественная и вспыльчивая женщина? Был ли Александр вовлечен в заговор, который привел его отца к могиле, а его самого — на трон? Было ли замешано в этом убийстве золото персов, стремившихся отвратить угрозу неизбежного вторжения? Ходили только слухи; ничто даже отдаленно не было подтверждено. В Афинах Демосфен, оплакивавший тогда кончину собственной дочери, появился на публике в великолепном одеянии, чтобы отпраздновать смерть Филиппа. Он хотел показать, что его привязанность к ребенку слабее любви к родине и свободе, которую, как он надеялся, теперь смогут обрести Афины. Демосфен ликовал всуе.

У Дария были все основания для того, чтобы попытаться закончить войну одной битвой. Он лично потерпел поражение при Иссе; его стратегия создания второго фронта в Эгейском море для отвлечения внимания Александра провалилась. Затяжная война лишь подорвала бы его авторитет и усилила центробежные силы в империи. С точки зрения военной стратегии, наверное, было бы правильнее позволить Александру зайти вглубь Ирана и обессилить его там тактикой выжженной земли; но это противоречило идеологии, строившейся на непобедимости монарха.

На данном этапе войны инициатива принадлежала Дарию. Мобилизовав войска из восточной и северной частей своих владений, в особенности кавалерию, он выбрал место битвы. Армия Дария, намного превосходившая войска противника, ожидала завоевателя у Гавгамел, на обширной равнине к востоку от Тигра: там могли полностью проявить себя 30 000 всадников и серпоносные колесницы. Александр принял вызов с радостью и ответил прекрасным стратегическим расчетом. Он позволил иранской коннице смять первые ряды своего центра с тем, чтобы затем она увязла во второй линии обороны.

В 327–326 годах до н. э., пройдя Восточный Иран, Афганистан и Бактрию, Александр на пределе своих сил пытался взять считавшуюся неприступной крепость Аорн на горе Пир-Сар в Пакистане. Если верить мифам, ее не смог взять даже его предок Геракл. То был самый восточный из подвигов Геракла; Александром, как утверждают древние авторы, к пределам мира двигало страстное желание (pothos). Он был не единственным из греков, кто под воздействием пофоса шел навстречу незнакомым трудностям и стремился открыть неизведанное. Пока он искал Восточный океан, его современник Пифей из Массалии (современный Марсель) исследовал Океан за Геркулесовыми столпами, или Гибралтаром. Но именно пофос Александра оказал наиболее стремительное и глубокое воздействие на его современников.

В эпической поэзии нет места административным вопросам. В реальном же мире завоеватели обычно не удаляются на покой, чтобы наслаждаться радостями мира. Александр завоевал; теперь ему надо было править. Как только он вернулся в Персию, в глаза бросились последствия его длительной отлучки в Центральную Азию: коррупция, угроза мятежей, опасность распада империи. Худший сигнал подал его главный казначей Гарпал, который, опасаясь наказания за растрату царских денег, в начале 324 года до н. э. бежал в Грецию со значительной частью казны. Теперь враги Александра могли использовать эти деньги, чтобы набрать наемников.

Дела Греции долгое время игнорировались, потому Александр вынудил ее почувствовать свое присутствие радикальной мерой: он выпустил указ, повелевающий греческим полисам принять с миром своих изгнанников — людей, покинувших свои города в ходе гражданских войн или из-за неоплаченных долгов. Если его целью было одобрение беженцев, он его определенно добился.

Со времени Иоганна Густава Дройзена, в 1837 году написавшего первую современную историю Александра, наследие македонского завоевателя привычно рассматривается в плоскости культуры. По мнению Дройзена, Александр сознательно и систематически преследовал цель преодолеть разделение между Западом и Востоком:

«Как в первый день творения Бог отделил свет от тьмы, и из ночи и рассвета был создан первый день, так и первый день истории разделил народы Востока и Запада, настроив их на непрерывную вражду и вечное стремление к примирению… Войско Александра начало сживаться с азиатским бытом и примиряться и сливаться с теми, которых ненавидел, презирал и называл варварами многовековой предрассудок; Восток и Запад были охвачены общим процессом брожения, и начала подготовляться будущность, в которой должны были потеряться они оба».

Македонские цари редко умирали в своей постели; они погибали в битве либо становились жертвами покушений. В традиционной македонской монархии новый царь приобретал легитимность через одобрение армией. Он был первым и главным военачальником. Как в полисах народное собрание избирало военных командиров и прочих должностных лиц, так и македонское собрание воинов выбирало человека, который поведет их в бой. Династический принцип наследования уважался, но новый царь необязательно должен был быть старшим сыном покойного — и даже необязательно должен был быть его сыном. Когда Филипп погиб от руки убийцы в 336 году до н. э., передача власти Александру не была самоочевидной. Племянник Филиппа Аминта, сын царя Пердикки III, все еще претендовал на престол; у Александра было два единокровных брата: старший Арридей, рожденный в 359 году до н. э., и Каран, новорожденный сын Филиппа от последней его жены. Арридей вследствие слабоумия не мог занять трон, зато права Карана на престол могли быть поддержаны родственниками его матери, принадлежавшими к македонской знати. И Аминта, и Каран были убиты сразу же после того, как армия провозгласила царем Александра. Кровопролитие 336 года до н. э. не было забыто ко времени смерти Александра 13 лет спустя. А старые командиры его армии видели также цареубийства и перевороты 369–359 годов до н. э. Этот опыт не давал сильных надежд на мирный переход власти.

Многочисленные герои этого периода известны как диадохи (преемники), и по этой причине эпоха непрерывных войн между смертью Александра и окончательным разделом империи в 281 году до н. э. известна как «время диадохов». Некоторые из них были старыми представителями македонской аристократии, принадлежавшими к поколению Филиппа. Семидесятипятилетний Антипатр, бывший регентом Македонии с 334 года до н. э., олицетворял преемственность и авторитет. Шестидесятилетний Антигон Монофтальм (Одноглазый), командовавший греческими союзниками во время походов, теперь правил Великой Фригией — одной из главных провинций Малой Азии.

Пусть и старики, они были отцами честолюбивых сыновей. Сын Антипатра Кассандр, родившийся ок. 350 года до н. э., находился в Вавилоне, когда умер отец, и, должно быть, надеялся наследовать своему отцу. Сыну Антигона Одноглазого Деметрию было всего 14 лет, но скоро он станет одним из самых важных диадохов и со временем получил прозвище Полиоркет («Осаждающий города»).

Говорят, что, когда весть о смерти Александра достигла Афин, оратор Демад сказал: «Будь это так, запах тления давно наполнил бы уже вселенную». Когда новость подтвердилась, Демосфен призвал соотечественников освободиться от македонской гегемонии. У них имелись веские основания последовать этому призыву. Указ об изгнанниках вызвал сильное недовольство; кроме того, афиняне были способны финансировать войну против Антипатра — по иронии судьбы деньгами Александра. В 324 году до н. э. предавший царя казначей Гарпал прибыл в их город с огромной суммой, как сообщается, в 5000 талантов и небольшой армией из 6000 наемников. Теперь эти деньги можно было использовать для найма солдат. Тысячи их, уволенных Александром, покинули армии сатрапов и ожидали нанимателя на мысе Тенарон. Афины нашли союзников из числа греческих государств, имевших причины воспротивиться македонскому господству. Современники назвали эту войну Эллинской, то есть войной союза эллинов: греческие города и федерации, объединившие силы с Афинами, преподносили свою борьбу как борьбу греческих государств против македонского господства. Одна надпись характеризует эту войну как «войну афинского народа за свободу эллинов».

Восстание в Греции было не единственной угрозой, вставшей перед диадохами сразу после смерти Александра. Значительная часть Малой Азии в действительности не контролировалась их сатрапами, и неудачные войны диадохов в следующие десятилетия привели к образованию мелких царств. В Каппадокии в 322 году до н. э. был распят мятежный царь Ариарат I. Но усыновленный им племянник Ариарат II в 301 году до н. э. нанес поражение македонскому сатрапу и основал династию, существовавшую более двух веков. В Вифинии местный правитель Зипойт успешно защитил свои владения от македонских армий (326–301 гг. до н. э.) и, приняв титул царя в 297 году до н. э., основал одно из наиболее важных царств периферии великих империй, возникших в войнах этого времени.

Как только завершились войны в Греции и Малой Азии, разразилась война между диадохами. В первые годы, пока живы были законные наследники Александра, основные игроки направляли свои усилия на приобретение военной силы. Они достигли этого путем заключения союзов с греческими городами и установления контроля над провинциями, которые платили подать и служили базой для набора наемников. Стратегии разнились в зависимости от средств, имевшихся у каждого из диадохов.

На протяжении почти пяти лет (310–306 гг. до н. э.) Македония и империя не имели царя. Теперь внезапно их оказалось шестеро, и число царей росло. В 297 году до н. э. правитель Вифинии Зипойт стал первым негреческим властителем Малой Азии, принявшим титул царя. На Сицилии в 304 году до н. э. царем объявил себя, следуя примеру диадохов, Агафокл. Намеренная неопределенность царского титула побуждала его обладателей прибавлять к своим владениям столько земель, сколько они могли. Это они и пытались сделать на протяжении нового этапа войны, который не может быть описан здесь сколько-нибудь полно.

Его наиболее примечательным эпизодом стала проведенная Деметрием в 305–304 годах до н. э. осада союзного Птолемею I Родоса. Хотя Деметрий не смог взять город, изобретательность, выказанная им при этой осаде, принесла ему прозвище Полиоркет. Его инженеры построили передвижное осадное устройство — элеполис. Оно представляло собой похожую на башню деревянную конструкцию, которая состояла из девяти ярусов, передвигалась на колесах и была снабжена приспособлениями для тушения огня и бойницами; длинный выдающийся вперед брус заканчивался конусом, украшенным бараньей головой. Деньгами, полученными с продажи огромных осадных машин, выстроенных инженерами Деметрия, победители-родосцы оплатили возведение 30-метровой статуи их бога-покровителя Гелиоса — Солнца. Статуя была установлена в гавани 12 лет спустя в качестве военного памятника. В 226 году до н. э. ее разрушило землетрясение, но слава монумента как одного из семи античных чудес света жива, и воссоздание его облика питает воображение историков искусства. Таков уж Колосс Родосский.

Районы греческого расселения на западе (Южная Италия и Сицилия) и на севере (западное и восточное побережье Черного моря) были затронуты войнами диадохов лишь косвенно. Наглядным примером развития параллельных процессов на Востоке и на Западе служит политическая история Сицилии. Хотя греки в Италии и Сицилии жили в городах-государствах, они имели долгую традицию автократического правления тиранов. Честолюбцы неоднократно использовали кризисы для утверждения собственных режимов. Возможностей для этого было вдоволь благодаря трем извечным проблемам: попыткам карфагенян расширить свою территорию на Сицилии за счет греческих колоний; угрозе, исходившей от негреческих народов Италии (бруттиев, луканов и мамертинцев); и политическим конфликтам между сторонниками демократии и олигархическими группировками.

«Пиррова победа» — одно из самых часто употребляемых выражений, доставшихся потомкам от эллинистического мира. Истоки его коренятся в авантюрах Пирра (ок. 318–272 гг.), царя Эпира сначала в 306–302 годах до н. э. и затем — в 297–272 годах до н. э.  Мы уже сталкивались с ним как с одним из наиболее харизматичных преемников Александра и победоносным противником Деметрия Полиоркета. Следуя примеру прочих диадохов, он осуществлял свою власть на любой территории, которую мог заполучить. В 288 году до н. э. он вытеснил Деметрия из Македонии, но его правление здесь было кратковременным, так как в 284 году до н. э. он был изгнан Лисимахом. В качестве царя Эпира он обладал крупнейшей военной силой в Восточной Адриатике. Поэтому совершенно естественно, что именно к Пирру обратились греки Италии и Сицилии, ощутив давление римской экспансии.

Разделом наследия Александра и смертью Пирра отмечено начало примерно столетнего (до 188 г. до н. э.) периода, в который политическая география эллинистического мира оставалась в общих чертах неизменной. До первого прямого столкновения между эллинистическим царством и Римом в 215 году до н. э. эллинистические государства представляли собой почти полностью закрытую общность, которую лишь время от времени тревожили вторжения варваров. После войн диадохов возникло несколько царств. Каждое из них имело относительно четко определенное географическое ядро. Прилагавшиеся к нему внешние территории часто оспаривались, иногда утрачивались, иногда увеличивались, но ядро в целом оставалось прежним.

Птолемей I обустроил свое царство в Египте, и, хотя и он, и его преемники имели значительные владения за пределами Египта — Кипр, Келесирию, ряд Эгейских островов и прибрежных городов Греции и Малой Азии, — земля по Нилу и Киренаика составляли ядро их государства. Птолемей I мирно скончался в 282/283 году до н. э., оставив спокойное царство своим детям Птолемею II и Арсиное II. Его династия Птолемеев, или Лагидов (Лаг — отец Птолемея I), будет править Египтом до 30 года до н. э.

Какие события 60 лет, отделяющих консолидацию эллинистических государств, произошедшую ок. 275 года до н. э., от первой войны одного из эллинистических царств с Римом, современные историки считают ключевыми? Безусловно, это перевод Торы на греческий язык, осуществленный в Александрии коллективом примерно из 70 еврейских богословов по приглашению царя, которого легенды идентифицируют как Птолемея II; крик «Эврика!», с которым сиракузский математик выскочил из ванны, и утверждение астронома о том, что Земля вращается вокруг Солнца. Эти свершения, произошедшие в течение «короткого III века», изменили мировую культуру. Септуагинта, греческий перевод Торы, дала неевреям возможность познакомиться с Писанием. В Сиракузах Архимед открыл принцип, который носит его имя и позволяет измерять объем предметов неправильной формы. Аристарх Самосский заложил основы гелиоцентрической концепции Вселенной.

По легенде, Рим спасли священные капитолийские гуси, предупредившие своим гоготом защитников города о ночном нападении варваров. Этими варварами были принадлежавшие кельтской группе галлы. Часто забывают, что гуси спасли не Рим, а последний рубеж его обороны — Капитолийский холм. В 387 году до н. э. город был разграблен, и хотя современные археологические исследования не подтверждают сообщения древних о полном его уничтожении, урон наверняка был значительным, а шок римлян — страшным. Сто лет спустя в Северной Греции не оказалось священных гусей, которые могли бы предупредить о кельтском вторжении; впрочем, если бы македонские правители не были так заняты борьбой друг с другом, они могли бы заметить нависшую угрозу.

Северные и северо-восточные греки постоянно сталкивались с нападениями варваров. В Македонию регулярно вторгались различные племена, населявшие земли к югу от Дуная, и Александру Великому пришлось сразиться с северными варварами, прежде чем он смог начать свою азиатскую кампанию. Фракийский царь Лисимах с сыном был захвачен гетами и оказался вынужден заплатить большой выкуп за свою свободу. Постоянную угрозу для греческих городов Фракии и западного побережья Черного моря представляли набеги фракийских и скифских племен. В Западной Греции часто подвергались разграблению города и племена Эпира и Иллирии.

Для жителей материковой Греции и Эгеиды свобода и автономия имели четкий смысл: свобода внешней политики их городов; свобода от царских или иных гарнизонов; свобода от уплаты дани; и свобода решения собственных внутренних вопросов. Господствующее положение македонских царей ограничивало многие из этих свобод. Те, кто их утратил, с готовностью верили каждому, кто обещал их восстановить. Первым это желание использовал Антигон Одноглазый в 311 году до н. э., но и прочие эллинистические цари пытались в своих отношениях с греческими общинами, которых они подстрекали к восстанию ради ослабления своих оппонентов, сыграть на этой любви к свободе. Для царей Македонии, природные и человеческие ресурсы которых были ограничены по сравнению с возможностями Птолемеев и Селевкидов, жизненно важны были опорные пункты в Центральной и Южной Греции. Антигониды эффективно контролировали путевое сообщение в Греции, удерживая Деметриаду в Фессалии, два важнейших города Эвбеи — Халкиду и Эретрию, крепости на холме Муз в Афинах и на холме Мунихия в Пирее, а также цитадель Акрокоринф у входа в Пелопоннес. По этой причине Деметриада, Халкида и Акрокоринф станут впоследствии известны как «оковы Греции». Когда свобода полисов оказывалась под угрозой или утрачивалась вследствие царской экспансии, они искали союза с другим царем или другими полисами и федерациями и брались за оружие для защиты своей независимости. Таков фон Хремонидовой войны.

Александру было 20 лет, когда ему были поручены престол Македонии и обязанность повести греков в поход против Персии. В том же возрасте в 307 году до н. э. Деметрий Полиоркет освободил Афины и чествовался афинянами как бог. В 298/297 году до н. э. Пирр вернулся в Эпир и заявил свои права на трон в возрасте 21 года. Антиох III в 20 лет положил конец восстанию в восточных провинциях Селевкидского царства, власть над которым он унаследовал в 220 году до н. э., будучи 17-летним. При монархическом строе смерть монарха таила для молодых мужчин вызовы и возможности. В мире полиса, если институты работали должным образом, им приходилось ждать, чтобы занять ведущие позиции; они тратили свою юность на обучение и завоевание репутации с помощью личных заслуг, социальных связей и унаследованных денег. Лишь во время глубоких кризисов люди, едва достигшие возраста гражданства, могли проявить инициативу. Арат был одним из тех, кто воспользовался политическим и общественным кризисом в Северном Пелопоннесе, дабы оставить свой след в истории всей Греции.

К концу жизни Антигона Гоната его дела в Греции выглядели плачевно. На протяжении двух десятилетий после Хремонидовой войны он господствовал в Греции; вслед за разгромом птолемеевского флота ок. 256 года до н. э. он стал контролировать большинство островов Эгейского моря. Но действия Арата лишили его в 245 году до н. э. главной крепости в Южной Греции — Акрокоринфа. Хотя ему удалось сохранить под своим контролем Афины и Эвбею, поддерживаемые им пелопоннесские режимы рушились один за другим. Его преемнику Деметрию II пришлось посвятить большую часть своего короткого правления (239–229 гг. до н. э.) борьбе против объединенных сил этолийцев и ахейцев, дабы защитить свое влияние в Центральной Греции; его главным успехом было предотвращение вступления Беотийского федеративного государства в Этолийский союз в 236 году до н. э. Когда он скончался от ран, полученных на войне против северных племен, его сыну Филиппу было всего девять лет. Регентом до совершеннолетия Филиппа стал его двоюродный дядя Антигон, внук Деметрия Полиоркета. В дополнение к царскому титулу ему было дано прозвище Досон (Тот, кто даст [царство]).

На вершине своего могущества Досон вынужден был вернуться в Македонию, чтобы встретить нападение иллирийцев с севера; несмотря на победу, он был ослаблен — возможно, из-за ранения — и скоропостижно умер в 221 году до н. э. Его теперь уже 18-летний племянник взошел на престол как Филипп V. Он унаследовал от Досона также и роль предводителя Эллинского союза. Воспитание, семейные традиции и неотъемлемые от царского положения ожидания ввергли Филиппа V — в точности как и его современника Антиоха III — в военные авантюры, потрясавшие мир на протяжении 30 лет с 219 по 189 год до н. э. Ни одно из их устремлений не было достигнуто. Напротив, к концу их жизней царства, в которых они правили, были куда слабее, чем вначале.

Вскоре после смерти своего отца Птолемей II учредил в Александрии празднества — Птолемейи. Согласно указу, по статусу они должны были приравниваться к Пифийским играм в честь Аполлона. Городам всего греческого мира предлагалось отправить священных посланников (theoroi), как делалось по случаю проведения традиционных великих празднеств. На открытии первого торжества — его дата оспаривается (ок. 274 г. до н. э.?) — царь в присутствии этих зарубежных посланников и посетителей устроил величайшую процессию, которую не знал до этого греческий мир. Она была столь поразительной, что и пять веков спустя автор Афиней мог цитировать пространное ее описание, сохранившееся в труде Калликсена Родосского. Различные отделения процессии подчеркивали связь Птолемеев с их божественными патронами — Зевсом и Дионисом — и с Александром Великим, их вклад в свободу греков и масштабы их власти. Актеры, одетые в яркие и дорогие костюмы, олицетворяли друзей Диониса и такие абстрактные идеи, как год и четыре времени года. В серебряных, золотых и медных доспехах маршировала настоящая армия сатиров и силенов; мальчики и девочки разыгрывали триумфальное возвращение Диониса из Индии.

В Первой Сирийской войне (ок. 274–271 гг. до н. э.) Птолемей II сумел защитить Келесирию и крепости в Малой Азии. Амбиции царя и его соправителя Птолемея Эпигона, вероятно, были значительно шире во Второй Сирийской войне (260–253 гг. до н. э.), разгоревшейся при невыясненных обстоятельствах вскоре после завершения Хремонидовой войны. Птолемей-младший был единственным сыном возлюбленной сестры царя Арсинои от ее брака с Лисимахом. Чтобы отличать его от старшего сына Птолемея, впоследствии ставшего Птолемеем III, ему дали прозвище Эпигон («рожденный после»). По завершении безуспешных попыток вернуть трон отца и власть над Македонией и Фракией (279–277 гг. до н. э.) Птолемей Эпигон возвратился в Египет. Не позднее 267 года до н. э., примерно в то же время, когда разразилась Хремонидова война против Антигона Гоната, Птолемей II назначил его, а не своего старшего сына, соправителем. Эпигон, сын Лисимаха, стал естественным противником Антигона Гоната, занимавшего престол, некогда принадлежавший его биологическому отцу.

Со смертью Птолемея II в январе 246 года до н. э. подошла к концу эпоха, отмеченная его влиянием в международной политике. Теперь Антиоху II открывалась возможность расширить свои владения за счет птолемеевских земель за пределами Египта. Но и у Птолемея III имелись причины начать войну. Мир 253 года до н. э. существенно урезал влияние Птолемеев в Малой Азии и на Эгейском море, и это оправдывало попытки восстановить утраченные позиции и военными успехами утвердить власть нового царя. В 246 году до н. э. Антиох II находился в Малой Азии и, предположительно, примирился с Лаодикой, проживавшей в Эфесе. Поскольку развод с птолемеевской царевной нарушил мирное соглашение, ему следовало готовиться к войне. Но и Птолемей III не сидел без дела: его армия уже на раннем этапе этого противоборства действовала в северной части Эгейского моря.

Антиох II скоропостижно скончался в августе 246 года до н. э.; возможно, то было дело рук Лаодики, которая немедленно захватила власть над царством. Она провозгласила царем своего старшего сына Селевка II и организовала убийство сына Береники, а затем и самой царицы, в селевкидской столице Антиохии.

В 221 году до н. э. важнейшие позиции в Средиземноморье перешли в руки людей нового, молодого, поколения. Царь Македонии Антигон Досон умер, и ему наследовал 18-летний Филипп V. В Египте умер Птолемей III, оставив на престоле 17-летнего Птолемея IV. На востоке 22-летний Антиох III, четырьмя годами ранее сменивший своего брата Селевка II, только что нанес поражение узурпатору Молону и восстановил свою власть в Малой Азии. Пользуясь своей победой, он начал поход против Египта с целью вернуть утраченные земли Келесирии.

Эта Четвертая Сирийская война (219–217 гг. до н. э.) закончилась одним из величайших сражений эллинистического периода — битвой при Рафии близ Газы 22 июня 217 года до н. э. Если верить цифрам, приведенным у Полибия, две армии насчитывали в целом 150 000 человек со 175 боевыми слонами. Впервые значительная часть птолемеевского войска состояла из обученных на македонский манер египтян — по сообщениям, их было 20 000. В начале сражения африканские слоны Птолемея IV, которые не могли вынести запах и звуки, издаваемые индийскими слонами Антиоха III, впали в панику и вызвали беспорядок в египетской армии. Антиох III разгромил кавалерию на левом фланге и, полагая, что он победил, бросился в погоню за бегущим врагом; Птолемей IV же провел успешную атаку в центре.

Анонимный автор времен эллинизма так определяет царскую власть: «Монархическая власть [basileiai] не дается людям ни природой, ни законом; она дается тем, кто способен командовать войсками и разумно решать политические вопросы». Это определение, ставящее военные заслуги выше легитимности, порывает с более ранней греческой традицией царской власти. До Александра эллины знали лишь таких царей, которые имели титул (basileus) в соответствии с правовыми традициями: по причине принадлежности к определенному роду — например, Аргеадов в Македонии — или вследствие избрания на годовой пост басилея, имевшийся в некоторых городах. Но современники Александра и диадохов стали свидетелями того, как царей создавали военные победы. Именно победа сделала Александра сперва фараоном Египта, а потом — царем Азии. Все диадохи претендовали на царство, опираясь на свои военные успехи, а не на династическую легитимность. Антигон Гонат был признан царем не сразу после смерти своего отца в 283 году до н. э., хотя он и командовал войсками, и контролировал территории, но лишь после своей победы над галатами в 277 году до н. э.

Представьте следующую историю: женщина выходит замуж за одного своего брата, а после его смерти — за другого; но потом муж разводится с ней, чтобы жениться на ее дочери от предыдущего брака, и убивает ее единственного сына. Ну бывает, скажете вы. Да, бывает — в плохих мыльных операх и при эллинистических дворах; это история Клеопатры II. Эллинистические царские династии сталкивались со всеми вызовами, стоящими перед могущественными родами: удержание, раздел и передача семейной власти; борьба за любовь и внимание; ревность и зависть; честолюбие и разочарование. Исследовать эллинистическую царскую власть лишь как институт, не обращаясь к межличностным отношениям и эмоциональному напряжению, неверно в той же степени, в какой нельзя закрывать глаза на чувства при изучении британской королевской семьи. Но естественно, когда мы имеем дело с семьями, жившими более двух тысячелетий назад, то опираемся на фильтрованную информацию.

Эллинистические монархии уподоблялись домохозяйствам и управлялись соответственно. Теоретически вся власть находилась в руках главы хозяйства, но в зависимости от его возраста, опыта и личностных свойств значительным могло быть влияние его жен, матери, детей и придворных (или «друзей»). Понимание эллинистической монархии как семьи — не современное изобретение. Именно таким образом эти монархии преподносили себя своим подданным и внешнему миру.

Что бы вы делали, если бы на середине третьего десятка вам, обученному управлять царством, которое можно пройти поперек меньше чем за десять дней, выпало бы править империей, простирающейся от Балкан до Ирана на востоке и Египта на юге? Если успех не лишит вас рассудка, то вы адаптируете обнаруженную на месте административную систему, внеся в нее лишь столько изменений, сколько совершенно необходимо. Но что, если в покоренные земли вы приведете население, незнакомое с местными устоями и традициями? Установите ли вы их обычаи на завоеванных территориях или, напротив, включите переселенцев в существующие структуры их новой среды обитания? Таковы были два вызова, с которыми столкнулся Александр Великий, едва ступив на египетскую землю. Эти вызовы обострились после того, как он победил Дария III при Гавгамелах и воссел на трон ахеменидских царей в Сузах. Александр вынужден был отвечать на них и позднее, поселяя своих ветеранов на завоеванных землях во время своего похода далее на восток; он вновь столкнулся с ними в короткий период между своим возвращением из похода и преждевременной смертью.

В 318 году до н. э. был предан суду афинский военачальник Фокион, противостоявший царю Филиппу Арридею. Согласно некоторым источникам, он был осужден единогласно. Однако анонимный афинский историк, чье повествование сохранилось в «Жизнеописании Фокиона» Плутарха, дает иную версию:

«Тягостное то было зрелище, когда их [Фокиона и его спутников] на телегах везли через Керамик к театру. Именно туда доставил их Клит [сторонник царя] и там караулил, пока архонты не созвали народное собрание, не препятствуя участвовать в нем ни рабу, ни чужеземцу, ни лишенному прав, но всем мужчинам и женщинам, открыв доступ в театр и на ораторское возвышение.

Когда документы эллинистического времени описывают царство, они используют выражение «царь, друзья и войска» (ho basileus kai hoi philoi kai hai dynameis). Следовательно, аппарат эллинистического царства состоял из царя, высших армейских начальников и должностных лиц администрации (друзей), а также армии. Эллинистический монарх был прежде всего военным лидером. В этом отношении он не отличается от большинства доэллинистических басилеев. Военный характер эллинистической царской власти можно усмотреть в обязанностях царя, воспитании царевичей, организации двора, знаках власти, самовыражении правителей и их отношении к армии.

В энкомии (хвалебной песне) Птолемею II придворный поэт Феокрит утверждал: «[Птолемей] с неустанной заботой отцов охраняет наследье — так, как царю подобает, и сам добавляет немало». В число главных обязанностей эллинистического царя входили охрана унаследованного, возвращение утраченных земель и завоевание новых территорий. От него требовалось сражаться, оказывать действенную военную защиту, побеждать или в случае необходимости погибнуть в бою.

Первым из смертных в Греции, кто получил божественные почести при жизни, был спартанский полководец Лисандр, и случилось это после поражения Афин в Пелопоннесской войне в 404 году до н. э.; благодарные самосские олигархи, возвращенные из эмиграции, возвели ему алтарь, приносили жертвы, пели религиозные гимны и сменили название праздника Геры на Лисандрию — «праздник Лисандра». Хотя эти почести были мимолетны, они предвосхитили более поздние события, некоторый импульс которым придали Филипп II Македонский и Александр Великий. Культ Филиппа существовал в основанном им самим городе Филиппах и, возможно, в нескольких других греческих городах. В день его гибели процессия несла изображение Филиппа вместе с ликами 12 богов-олимпийцев; такой демонстрацией он не объявлял себя богом прямо, но опосредованно уподоблял свою власть могуществу богов.

Культ Александра — более сложный феномен. До конца своей жизни Александр вел себя как благочестивый смертный, не избегавший возможности принести жертву богам. Будучи ранен, он пошутил, уверив своих товарищей, что перед ними кровь, а не «влага, какая струится у жителей неба счастливых». Александр причислял к своим предкам Геракла и Ахилла, которым поклонялись как героям и богам. Родство с подобными персонажами не было его изобретением. И другие греки до него считались потомками богов и героев вследствие их выдающихся заслуг: к примеру, известный фасосский атлет Феаген почитался сыном Геракла.

Цари эпохи эллинизма правили всеми землями, которые они могли захватить и удержать посредством своей военной мощи: землями, которые они унаследовали и могли защитить; землями, которые они могли завоевать; землями городов, которым они предоставляли свою защиту. Следовательно, их царства были разнородны в том, что касается происхождения и правового положения их обитателей — граждан, военных поселенцев, зависимого населения, — а также общественного устройства. У каждого царства имелось географическое ядро. У Антигонидов это были Македония и Фессалия, у Птолемеев — Египет, у Селевкидов — Северная Сирия, Вавилония и часть Малой Азии, у Атталидов — северо-запад Малой Азии; ядрами мелких периферийных царств Вифинии, Каппадокии, Понта и Армении были соответствующие области. Ввиду многочисленных внешних владений территории крупных царств редко очерчивались непрерывной границей. Управление таким государством само по себе было проблемой. Принятие царской власти зависело от успешного проведения деликатного торга с другими царями (и их дочерьми), «друзьями», армией, населением городов и, в особенности, столицы (столиц), греческими городами, местным населением и его знатью, богами, а с начала II века до н. э. также и с Римом. Мощь эллинистического царя зависела от этой сложной сферы взаимодействия с «другими» — от игры обещаниями и надеждами, просьбами и предложениями, достижениями и угрозами, силой и мягкостью.

Деметрий Полиоркет был, безусловно, самым трагическим, но и самым театральным из царей. В своих упорных попытках унаследовать империю Александра он перенес больше превратностей судьбы, чем кто-либо другой из эллинистических царей; раз за разом от терял и завоевывал царства. Плутарх, следуя за источниками периода эллинизма, представлял жизнь Деметрия как драму. Деметрия и других диадохов, менявших свое поведение, лишь только надев диадему, Плутарх сравнивает с трагическими актерами, которые «вместе с платьем и маской меняют и походку, и голос, манеру ложиться к столу и разговаривать с людьми». Он описывает перемены судьбы Деметрия как движение от комедии к трагедии. Гардероб царя позволяет историку сравнить его с трагическим актером. Плутарх комментирует положение Деметрия после его поражения пассажами из «Менелая» Софокла и «Вакханок» Еврипида. Его похороны описываются как драматическое представление. Пока знаменитейший флейтист играл торжественную мелодию, «весла двигались в строгой размеренности, их удары сопровождали песнь флейты, словно тяжкие биения в грудь». Корабельные весла играли роль трагического хора. Наконец, Плутарх завершает жизнеописание царя словами: «Итак, македонская драма сыграна, пора ставить на сцену римскую».

Какое впечатление на гостей производили Афины, величайший город классического периода, два века спустя после смерти Перикла? Вот какие заметки оставил о нем и других городах путешественник Гераклит в середине или последней трети III века до н. э.:

«Самый же город — весь безводный, плохо орошен, дурно распланирован по причине своей древности. Дешевых домов много, удобных мало. При первом взгляде на него приезжим не верится, что это и есть прославленный город афинян; но вскоре же всякий тому поверит: самый прекрасный на земле — Одеон, замечательный театр — большой и удивительный; расположенный над театром богатый храм Афины, называемый Парфеноном, приметный издали… Они проводят всевозможные празднества, философы из разных стран развлекают и пускают пыль в глаза; здесь легок досуг, а представления идут непрерывно. Все плоды земли бесценны и отменны на вкус, хотя и весьма скудны. Но наличие чужеземцев, к которым все они привычны, что соответствует их наклонностям, заставляет их забыть о желудках, уделяя внимание радостям. По причине спектаклей и развлечений простой народ в этом городе не чувствует голода, ибо ему удается забыть о еде; тот же, у кого есть деньги, не найдет города, предлагающего сравнимые удовольствия».

Ни в один другой период греческой истории со времен Великой колонизации VIII–VII веков до н. э. не появлялось так много новых полисов, как за 450 лет от Александра до Адриана; но и никогда более столько полисов не исчезало с лица земли и не теряло, обычно в итоге войн, свой автономный статус. В этом периоде мы можем выделить отдельные этапы.

Первый этап, длившийся приблизительно с 330 по 220 год до н. э., начался с завоеваний Александра и борьбы диадохов за создание их собственных царств. На землях, покоренных Александром и управлявшихся его преемниками, было основано множество полисов. Сообщается, что один Александр основал более 70 городов; впрочем, это, несомненно, преувеличение. Точное число Александрий — наиболее известны из них Александрия Египетская и Александрия Арахосия в современном Кандагаре — установить невозможно. Диадохам они послужили примером. Уже в первые годы после смерти Александра последовала волна основания новых полисов, которые служили административными центрами и назывались по именам царей и членов их семей.