Однако всё описанное — дело относительно далёкого гипотетического будущего. А что у нас перед самым носом? Нас ведь больше интересует ближайшее будущее: наш век, наша жизнь и жизнь наших будущих детей и внуков, ведь когда-нибудь даже у нынешних школьников появятся дети и внуки. Что мы увидим собственными глазами, какую жизнь?

Мы находимся в самой сингулярности. Миллиардам людей до нас не так повезло, а вот мы оказались свидетелями «конца света», исключительного события в жизни вселенной. Человечество переваливается за исторический горизонт событий. И уже начинает быть понятно, как изменится мир в ближайшем будущем, как изменятся люди, если цивилизация не погибнет в огне ядерной войны, от новых рукотворных болезней, от генетической деградации или, напротив, от расходимости в результате безуспешных попыток генетической реконструкции человека. даже не знаю, какие ещё опасности придумать. Не буду даже и мыслить в этом направлении! Есть мнение, что не все цивилизации могут преодолеть точку исторической сингулярности и выжить: точно так же, как из тысячи семян прорастает только одно, так, возможно, из тысяч планетарных цивилизаций преодолевает этот кризис ничтожный процент. Есть даже мнение, что цивилизации вообще не могут преодолеть этого барьера и неизбежно гибнут. Но я оптимист и верю в ослепительную бесконечность.

Поэтому, набравшись сил, я приоткрываю дрожащей рукой полог неизвестности и заглядываю в то самое будущее, которое уже видно в настоящем. Нам с вами и нашим детям придётся окунуться в него очень скоро.

Завершение фазового перехода будет означать, что практически все страны догоняющего экономического развития догонят-таки развитые страны. В этом смысле в полном соответствии с законом Седова внешнее разнообразие сгладится — глобальная экономика и интернет в роли информационной мешалки так размешают и преобразуют мир, что живописное разнообразие нищеты и богатства исчезнет и везде будет сплошная «Европа» — чистенько, гладенько и однообразно на вид.

Соответственно, замедлится и тот бурный экономический рост, который показывают страны догоняющего развития — если он и будет, то около 0–2 %. Замедлится технический прогресс, ведь его рост зависит от роста населения и, соответственно, числа изобретателей, а численность населения стабилизируется или даже будет падать.

Что еще может привести к резкому замедлению прогресса и выходу на плато? Например, с достижением физического бессмертия, о котором человечество мечтало всю свою историю. Инстинкт самосохранения, который противится уготованной нам эволюцией смерти, смешанный с пониманием неизбежности смерти, породил религию — сказку о том, что после смерти тела человеческое сознание сохраняется и живёт вечно. Но наука постепенно вытесняет сказки и заменяет их былью: сказочный ковёр-самолет превратился в просто самолёт, «живая вода» обернулась современной высокотехнологичной медициной, а скатерть-самобранка — доступными и дешевыми продуктами. Человечество избавилось от множества опасных болезней, которые когда-то выкашивали людей миллионами, в развитых странах давно победило голод (и теперь борется с ожирением). В общем, жизнь улучшается, становится комфортнее и потому гуманнее. Так может быть, и тайна старения будет наконец разгадана?

Нам не привыкать ломать природные запреты.

Возможно, будет взломан и этот.

Как изменится мир, если люди перестанут стареть? Именно «перестанут стареть», а не «станут бессмертными». Отмена запрограммированной смерти не означает, что люди перестанут лишаться жизни. Можно угробиться в авиа- или любой другой катастрофе, можно умереть от болезни, можно покончить с собой из-за несчастной любви (то есть по глупости). Более того, чем дольше человек живёт, тем больше у него шансов перестать жить. Скажем, для современного человека авиатранспорт — по статистике, самый безопасный: на миллион воздушных пассажиров с учётом преодолённых километров приходится самое низкое число смертей. Но для «вечного» человека, который периодически пользуется самолётом, шансы погибнуть в авиакатастрофе с течением веков стремятся к ста процентам. А другие виды транспорта и прочие жизненные неурядицы могут угробить его ещё раньше.

Так как же тогда изменится мир, в котором люди станут нестареющими, то есть условно вечными?

Ценность жизни ещё больше возрастёт.

Сейчас человек среднего возраста, погибший от несчастного случая, теряет три-четыре десятка лет жизни до своей естественной смерти. А нестареющий будет терять тысячи или десятки тысяч лет!.. Тут я должен напомнить уважаемому читателю, что ценность человеческой жизни по мере прогресса и так всё время растёт. Если во времена дикие, когда людей убивали и даже жрали без всяких комплексов, жизнь не стоила ничего, то по мере развития технологий, когда человек стал производить больше, чем проедать, он стал ценной рабочей силой. Рабов стали продавать, покупать и потому ценить.

Сразу после отмены рабства ценность человеческой жизни ещё не достигла сегодняшних высот. Потому что людей всё ещё рождалось много, дети в крестьянских семьях умирали постоянно, и никто особо не парился по этому поводу. Помер — бог дал, бог взял, одним ртом меньше. Скотина раньше ценилась больше ребёнка. У добросердечного русского народа даже была поговорка — «дай бог скотину с приплодцем, а детишек с приморцем», то есть пожелание, чтобы часть детей непременно померла и не объедала хозяйство. Порой крестьяне убивали лишних детей во младенчестве — оставив на морозе или просто перестав кормить.

В современном мире всё не так! Рождаемость в большинстве развитых странах, как мы знаем, начала снижаться и сейчас находится даже ниже уровня простого воспроизводства населения.

Человек стал дорог. Дефицитный ресурс всегда дорог!

Сравните сами. В слаборазвитом крестьянском мире, где по сию пору люди в землянках или хижинах размножаются, как в древние времена, — жизнь нищая, обучение убогое, и можно использовать человека как живую бомбу, обвязав взрывчаткой. Потому что людей полно, они лишние, неприкаянные и ничего не стоят. А в развитом мире, где в семье один или два ребенка, где учёба длится полтора-два десятка лет и стоит огромных денег, и лечение также дорого. здесь человек ценен и стоит в прямом смысле очень дорого. Настолько, что дешевле сделать беспилотный бомбардировщик, чем учить пилота и сажать его в кабину, рискуя потерять. Пусть воюет автоматика, а не дорогие люди развитого мира, в котором стараются выходить даже самого дохленького младенца!

И это сегодня. В мире гипотетического будущего, где люди не стареют и в теории могут жить чуть ли не вечно, ценность жизни будет ещё выше, а значит, техника безопасности станет главенствовать над всем. Замедлится прогресс: во-первых, потому что люди уже получили то, о чем мечтали в тёмные века — долгую комфортную жизнь для радости и развлечений. А во-вторых, помните, для чего эволюция придумала смерть? Для ускорения! Чтобы быстрее менять фигуры на доске жизни. Основное обучение новому происходит в юном возрасте. Молодежь движет прогресс! Устаревшие научные воззрения меняются на более передовые не тогда, когда молодежь придумывает новые теории, а тогда, когда повзрослевшая молодежь заменяет предыдущее поколение, которое поддерживает старые теории и занимает важные посты. Взрослого человека, мозги которого замусорены грузом прежнего опыта и стереотипами, уже не переучить. И выходит, у нас будет планета вечных стариков с заторможенным прогрессом.

Раз уж мы заговорили о возросшей ценности жизни и уменьшении насилия, самое время сказать пару слов о том, как эволюционируют в связи с этим человеческая психология и социальная жизнь.

Если говорить коротко, то совершенно изменятся мораль, представления об истинности и ложности, отомрут за ненадобностью такие понятия, как честь и стыд. И вообще ценностные понятия трансформируются. Может быть, вам это читать странно, но если разобраться внимательно, вы, скорее всего, со сказанным согласитесь. Так давайте разберёмся!

И начнём демонтаж современных ценностей с Истины.

Раньше люди жили в мире абсолютизма. Король, царь, вождь племени или стаи, тиран или падишах обладали абсолютной властью. А над миром нависал грозовою тучей волшебный правитель — Абсолют, то есть Бог, как непоколебимая точка отсчета, как небесная проекция земной власти, как абсолютная мера истинности и ложности, правильности и неправильности. И какие бы зверства ни совершались, если они совершались от его имени, это было хорошо. Жестокий библейский Бог не один раз требовал геноцида по отношению к покоренным народам, требовал убивать женщин, стариков и младенцев, и ни у кого никаких вопросов это не вызывало. Ведь Бог — это Абсолют, ему виднее!

Но постепенно в мир приходили новые технологии, и они требовали уже другого оператора, более сложно устроенного. В образованных слоях общества светский гуманизм постепенно замещал религиозную жестокость и нетерпимость.

Иногда от людей религиозных можно услышать цитату: «Если Бога нет, то всё позволено!» Имеются в виду, что если бога нет, можно творить любые зверства, что угодно, никто не накажет. Но и статистика, и логика говорят об обратном: по мере ухода от мифологического мировоззрения уровень насилия в обществе снижается. От века к веку в расчете на сто тысяч населения количество насильственных смертей падает, и это — прямое следствие закона Назаретяна, то есть закона техно-гуманитарного баланса. Который, напомню, говорит о том, что рост технологических возможностей человечества (который означает в том числе и возможности самоуничтожения) должен сопровождаться снижением агрессивности, иначе вид сам себя уничтожит. Разумеется, сдвиг в сторону гуманизма не мог не коснуться и мировоззренческой картины, которая становилась менее абсолютистской и более человечной. Логика подсказывает: любые действия очень легко оправдать, если за твоей спиной стоит абсолютная правда. Вот тогда во имя её можно творить всё, что угодно — ты всегда прав!

Подобное поведение, кстати, и сейчас ещё часто встречается: люди, которые абсолютно уверены в своей правоте, готовы с помощью насилия заставлять других людей жить так, как им представляется верным. Это и есть основная причина всех мировоззренческих конфликтов: одни люди любым способом, вплоть до уничтожения, стремятся принудить других людей к «правильной жизни».

А если Абсолюта нет? Тогда нет и Правды. Точнее, тогда представления о правде у каждого свои, то есть правд много — столько, сколько людей. И правда превращается просто в точку зрения, в мнение по тому или иному вопросу. В самом деле, если все люди равны, как это есть в современном демократическом обществе, значит, они имеют равные права на свою личную точку зрения и на такую жизнь, какой хотят жить. Даже если кому-то это не нравится, что ж.

«Тебе не нравится так жить, как живу я? Живи по-другому!» — это взгляд современности.

А вот взгляд дикости: «Я знаю, как жить правильно, и я тебя заставлю жить так, как мне хочется, чтобы ты жил!»

Взгляд дикости всегда скрыто или открыто религиозен и предполагает, что во вселенной есть некая независящая от человека точка морального отсчета, система жёстких моральных координат, которая и даёт право указывать.

Любопытно, что когда-то так же считала и молодая наука. Например, механистичная ньютоновская физика XVII века рассматривала время и пространство, как некие абсолютные системы координат, как неизменяемые декорации, в которых актёрствует материя. Но в начале XX века пришёл Эйнштейн со своей теорией относительности и доказал: всё относительно — и время, и пространство. Относительно чего? Да относительно системы координат, то есть выбранной точки зрения.

Эту относительность всего и вся поддержал принятый физиками принцип дополнительности, который позволил рассматривать один и тот же физический объект с помощью двух противоречащихдруг другу теорий. Скажем, свет можно рассматривать и как волну, и как частицы. Электроны тоже можно рассматривать не только как вещество, но и как излучение. Всё в этом мире перемешалось! Всё оказалось гораздо сложнее и неоднозначнее, чем представлялось наивным механикам ньютоновской поры.

Когда же появилась квантовая механика, которая поставила под сомнение и размыла сам принцип физической реальности, голова у физиков старой школы совсем пошла кругом. Механистическая картина мира — такая простая и привычная по школьным учебникам — качнулась, вселенский порядок рассыпался в прах, и всё оказалось относительным. Обнаружилось, что мир не стоит на непоколебимом фундаменте, а висит на колеблющейся сети.

Оказалось, что Наука не открывает Истину об этом мире, она просто строит информационные модели.

Эти модели называются теориями, гипотезами. Они все время меняются, уточняются, отметаются. Бывает даже так, что две теории, описывающие одно явление, могут противоречить друг другу, при этом обе считаются правильными, то есть дают сбывающиеся предсказания и прилично описывают мир с точностью до нужного приближения.

Мировоззренческая революция случилась не только в мире науки, но и в мире социальном. На планете проходила мощная урбанизация, то есть переселение людей в города. Рос уровень образования и толерантности, без которой невозможно мирное существование в тесноте городов. Рушились вековые деревенские традиции, устои, составлявшие основу народной культуры, нравы становились более легкими, а люди — внутренне свободными. В городе нет одной морали на всех, как в крестьянской общине. В мегаполисе столько моралей, сколько представлений о ней, то есть сколько самостоятельно думающих людей.

Мораль, к удивлению публики, тоже оказалась относительной, так же как и понятия «хорошо», «плохо», «добро», «зло». Вы спросите: а относительными относительно кого? Да воспринимающего субъекта! Всё зависит от точки зрения — что одному добро, другому зло. Что одному по вкусу, другому не нравится. Человек оказался мерой всех вещей! И мер стало так же много, как и много свободных людей, которые сами принимают за себя решения.

Поэтому сейчас в развитом мире постепенно и всё больше утверждается принцип: каждый может делать всё, что хочет, если он при этом не лезет в чужую жизнь. До полной реализации этого принципа ещё далеко, но он уверенно наступает на людей традиции, которые привыкли жить «как положено», «как всегда жили деды и отцы — в согласии с обычаями».

Ах, как они ошибаются! Если бы люди всегда жили в согласии с традициями предков, мы бы до сих пор воевали каменными топорами. Технологии меняются, а с ними дрейфует и традиция, то есть обычаи и мораль. Те, кто предпочитает оглядываться на традиции, обречены жить в прошлом. А нас, мой читатель, зовёт прекрасное будущее, нас влечёт царство свободы!

Теперь пара слов о стыде и чести, неизбежно размываемых современной цивилизацией. Что такое честь? Честь — это следование набору неких условностей. А бесчестие — нарушение этих предрассудков. Японский самурай, потерявший честь, то есть сделавший что-то неправильно, считался опозоренным и мог смыть вину только кровью — он доставал кривой ножик и вспарывал себе живот. Скажите, ну кому в современном мире придёт в голову вспарывать себе живот кривым ножом?..

Раньше понятия чести придерживались высшие классы общества, аристократия. Сейчас, слава богу, аристократии нет, нынче все равны. И поэтому сегодня понятия о чести как невозможности нарушить некоторые табу остались только в самых диких обществах или среди самых отсталых слоёв населения. Например, у уголовников очень сильная система разных условностей, нарушение которых, даже по недомыслию, жестоко карается. Это наилучшим образом свидетельствует о том, что честь — понятие устаревшее и совершенно дикарское.

А стыд? Чем он отличается от чести? Отвечу. Если честь была ограничителем поведения для аристократов, то стыд — для простолюдинов. Стыд — это негласное проклятие деревенского, то есть традиционного общества. Прошла по улице баба простоволосая, без платка — срамота-то какая! Поцеловалась с парнем до свадьбы — стыд-то какой!

Стыд — это внушенная обществом с самого детства реакция смущения при нарушении каких-то условностей. В современном обществе стыд растворяется. Больше не стыдно пройти простоволосой по улице и целоваться до свадьбы. Даже кроссовки под юбку надеть — и то больше не стыдно. А что тут такого? Мне удобно, я иду. Не нравится? Не ходи так, ходи по-другому.

К размыванию стыда приводит и всё время увеличивающаяся общественная прозрачность. Мы уже вступили в мир интернета и социальных сетей, где каждый рассказывает о себе уйму информации. На всех углах больших городов стоят камеры, умеющие различать номера машин и лица людей, и их становится всё больше. Через экраны компьютеров на нас валится адресная, то есть лично для нас предназначенная реклама, потому что поисковые системы анализируют наш трафик, наши интересы и делают нам персональные предложения. Все банковские операции, список имущества, доходы — всё это становится прозрачным. Более того, общество требует, чтобы это было прозрачно, в первую очередь для чиновников, начальников, президентов, министров и всех прочих — чтобы они не брали взятки и платили налоги. Так исчезает сакральность, то есть святость власти, её богоданность. Нет абсолютной власти на земле, нет её и на небе.

Вскоре скрыть уже вообще ничего будет нельзя. Хорошо это или плохо? В таком прозрачном мире нельзя совершить преступление и остаться безнаказанным. Это хорошо. Но в таком мире нельзя совершить и аморального поступка, поскольку мораль растворена и распределена по людям, то есть является относительной. И это тоже хорошо! Понятно, что в таком прозрачном мире можно выжить, только если в нём нет стыда. Что бы ты ни сделал, это не стыдно, потому что видно. И значит, для выживания людей в нём необходим ещё более высокий уровень терпимости к непохожести. Посмотрел на чужое чудачество, пожал плечами и пошёл по своим делам… Этот мир страшно далёк от мира Традиции — деревенского мира, где каждый приглядывает за каждым, чтобы наказать за отклонение в поведении.

И это здорово! Потому что Традиция — то, что тащит нас в прошлое. А слом традиций в пользу гуманистического отношения к людям — шаг в сторону будущего.

Вместе с традициями уходят и старые страхи, которыми человечество пугало себя сотни лет, — например, страх перенаселения и голода. Сколько человечество себя помнит, оно всё время бесконтрольно размножалось. Прогресс не всегда поспевал за этим размножением, что мы видели на примере древней истории — постоянно случались срывы. Много раз человечество, как плесень в чашке Петри, попадало в ловушку исчерпания среды. Кончалось всегда печально — болезнями, резнёй, голодом. Но постепенно ускорение технического прогресса позволило человечеству дорасти до возникновения науки. Люди научились прилично считать. При этом бесконтрольное размножение всё равно продолжалось, и оно шло явно быстрее, чем накапливались возможности для прокормления людей: количество производимой пищи росло медленнее, чем количество ртов. И в уже довольно развитом XVIII веке это было не просто замечено, но и математически прописано Томасом Мальтусом. Он подсчитал, что население на планете растёт в геометрической прогрессии, а количество еды — в арифметической: человечество может удваиваться каждые 25 лет, а количество еды так быстро не прирастает. Из этого Мальтус сделал неутешительные выводы: человечество вечно обречено на войны, голод, вымирание.

Эта точка зрения получила название мальтузианство, по имени создателя. Её, как ни странно, до сих пор кое-кто придерживается, например, поклонники так называемого Римского клуба. Римский клуб — это компания научных дедушек из середины прошлого века, которые считают, что планетарные ресурсы надо экономить, а рост населения и рост потребления искусственно ограничивать. Ведь за последние пятьдесят лет человечество увеличило потребление ископаемых ресурсов в десять раз, а население планеты за этот срок выросло в два с половиной раза. Мол, скоро нам ресурсов всей планеты не хватит. Хотя развитые страны решили эту проблему — и рождаемость упала так, что людей в развитом мире теперь не хватает, и еду научились производить в таких количествах, в каких нужно, и от ресурсной зависимости постепенно избавляемся. В развитом мире доля сырья в производимой продукции всё время падает, а доля интеллекта растёт. Например, в современном компьютере доля материала (пластмасса, металл, полупроводники) составляет всего 2 % от его стоимости, а остальное — программы и труд. Да и сами материалы дешевеют, потому что находится более дешёвое сырье.

Вот несколько прекрасных примеров.

Раньше всех пугали тем, что скоро исчерпаются запасы меди, и как же тогда делать провода для связи? Но потом научились делать провода из оптоволокна, то есть из стекла, и медь резко упала в цене. А стекло делают из песка, и уж его-то нам никогда не исчерпать, его на Земле — целые пустыни! При этом медный кабель, проложенный по дну Атлантического океана, одновременно пропускал всего 138 телефонных разговоров. А оптоволоконный кабель может обеспечить 750 000 параллельных разговоров! Да ещё стоимость меди в медном кабеле составляла 80 % его цены, а стоимость материалов при производстве оптоволоконного кабеля — всего 10 %.

Когда-то в фотографии применялось драгоценное серебро — потом его заменили более дешевыми материалами, а в последние десятилетия и вовсе отказались от материалов фиксации снимков, переведя фото в «цифру».

Каждые тридцать лет нас пугали исчерпанием нефти «как раз через тридцать лет» и обрушением нашей цивилизации, для которой нефть — главный энергоноситель. Но нефть всё не кончается! Зато на смену ей приходят другие источники энергии — солнечная, приливная, ветроэнергетика, водород. Похоже, с нефтью случится то же, что с каменным веком, который, как известно, закончился не потому, что кончились камни. Добавлю: рабовладение тоже закончилось не потому, что кончились люди. Просто приходят новые технологии! Оттого нефтяной век завершится раньше, чем закончится нефть, и по той же причине, что исчезло рабовладение — окажется невыгодным в новых технологических условиях.

Считается, что на протяжении первой четверти XXI века потребность развитых стран в сырье уменьшится в десять раз: если в 1996 году для производства продукции на сто долларов требовалось триста килограммов сырья, то к 2025 году его понадобится всего тридцать килограммов. А что еще войдет в стоимость вещи?

Её интеллектуальная составляющая! Изобретательская, маркетинговая, дизайнерская. то есть придуманная. Мир делается всё более виртуальным, лёгким и свободным. А думающий и творческий человек становится главным сырьём экономики XXI века.

Основная ошибка мальтузианцев и других охранителей в том, что они отчего-то рассматривают человека как часть биосферы. Но люди давно уже переросли пелёнки биосферы! Если взять каких-нибудь животных, похожих на человека по росту, массе и типу питания, то мы увидим, что наша планета может прокормить не более нескольких десятков тысяч таких животных в их диком, то есть неразумном состоянии. Именно такова ёмкость биосферы для зверя человеческого размера. А людей уже семь миллиардов и скоро будет десять (после чего население стабилизируется или начнёт постепенно снижаться). И ничего, кормятся. Даже с ожирением борются.

Это значит, что люди давно уже не биосферные создания, а техносферные. Мы живем в искусственной среде — техносфере (другое её название — антропосфера) и преодолеваем кризисы исчерпания ресурсов с помощью разума, изобретая всё новые и новые способы. Нам помогает генная инженерия, которая позволяет выводить такие типы растений и животных, каких раньше не было; нам помогают промышленность и наука, давая новые технологии. Мы дошли до того, что в развитых странах всего 4 % населения, занятых в сельском хозяйстве, могут обеспечить едой всех остальных. Вот как снизилась трудоемкость сельского хозяйства! Сейчас так же снижается доля промышленности — вскоре, когда роботы заменят людей на заводах и фабриках, всего 4–6 % населения смогут снабжать остальных всем ассортиментом промышленной продукции. И не надо спрашивать меня, чем будут заниматься остальные. Человечество настолько неугомонно, что дела найдутся всем — и в творчестве, и в сфере обслуживания, и в науке, и в игровой виртуальной реальности.

Кстати, игровая сфера, то есть мир виртуальных игр, всё больше пересекается с миром реальным. В играх уже давно есть свои деньги, которые можно менять на реальные валюты и обратно. Можно разрабатывать для игр сценарии, ландшафты, героев, заниматься торговлей и обменом на пересечении двух миров — реального и виртуального.

Я уже упоминал, что сейчас появилось множество исследований, убедительно, с цифрами показывающих, как снижалось внутривидовое насилие от каменного века к сегодняшнему дню. В первобытном обществе, как и сегодня в примитивных племенах, которые ещё остались кое-где в отдалённых местах планеты, естественной смертью считается смерть от удара соплеменника, то есть в результате убийства. Такого уровня убийств в пересчёте на душу населения, какой бывает в диких племенах, в цивилизованной Европе на наблюдалось даже в XX веке, на который пришлось две мировые войны.

Парадокс, но, по некоторым данным, нам удалось обогнать в торможении агрессии даже хищников! Помните, мы говорили о том, что у хищников есть врождённая, то есть инстинктивная, программа торможения внутривидовой агрессии, потому что хищники слишком хорошо вооружены от природы? Она, конечно, не всегда срабатывает — всё зависит от конкретных условий. Но у человека такой врожденной программы вообще нет. Тем не менее учёные установили, что львы, например, убивают в расчёте на единицу популяции больше своих собратьев, чем современные люди.

Разумеется, мы по-прежнему звери и должны куда-то девать агрессию. Но она теперь выплёскивается в искусство, спорт, компьютерные игры. Так что воевать в будущем мы тоже, скорее всего, будем в виртуальном мире — так безопаснее и комфортнее.

Экологических катастроф и загрязнения природы тоже бояться не надо — с совершенствованием технологий мир становится чище и безопаснее. Многие думают, что современные заводы и химические комбинаты выбрасывают в атмосферу и реки потоки ядовитых отходов. Но природа сегодняшней Европы, например, загрязнена меньше, чем пятьдесят-шестьдесят лет тому назад, когда в грязном Рейне вымерла практически вся рыба. Сегодня в нем плещутся даже очень чувствительные к чистоте воды рыбы. А сильнее всего европейская природа была загрязнена в Новое время, когда отходы городов и скотных дворов без всякой очистки просто сливались в реки, представлявшие собой тогда воняющие за версту сточные канавы. Окна английского парламента закрывались наглухо, чтобы непереносимая вонь от лондонской Темзы не мешала парламентариям голосовать за умные и справедливые законы. Многие речки Европы тогда назывались «вонючками», да и в русском языке сохранилось эта шуточная присказка «речка-вонючка».

Ещё каких-нибудь сто двадцать лет назад все крупные европейские города были замусорены конским навозом, потому что лошади служили главными движителями и двигателями всех повозок и трамвайных вагонов. Уже тогда на улицах пыхтели первые неуклюжие автомобили, но европейские ученые, не обращая внимания на эту подсказку, чесали затылок: что будет с нашими городами, ведь при таком бурном росте через полвека улицы окажутся по колено завалены навозом?..

Любители экологичности, которых так и тянет к простому крестьянскому быту и русской печке, терпеть не могут атомных электростанций, пугаясь их опасности. Но неумолимая статистика свидетельствует: из расчёта на единицу производимой энергии атомные электростанции намного безопаснее русской печки, сотни лет вызывавшей пожары, в результате которых выгорали не только целые деревни, но и города. На счету печки человеческих жертв больше, чем на счету всех атомных электростанций!

Вот главное, что нужно понять любителям традиции и органической пищи: со средневековыми технологиями и даже с технологиями столетней давности Земля просто не сможет прокормить, обуть и одеть столько народу, сколько живет на планете сегодня.

Ёмкость экологической ниши в техносфере зависит от развития технологий, то есть от их сложности. Поэтому те недалекие граждане, которые говорят, что нам «ради спасения человечества» нужно остановить или притормозить прогресс, и даже вернуться к технологиям прошлого, отказавшись от достижений цивилизации, — на самом деле хотят утащить нас всех в могилу.

Существование цивилизации напоминает постоянный бег и прыжки со льдину на льдину. Пока бежим, мы живы. Остановка — смерть, нас накроет волна очередного кризиса исчерпания среды, который мы не сможем преодолеть, не усложнившись. Усложнение это будет касаться как элементов техносферы, так и нас самих — внутри и снаружи. Мы уже подошли к тому моменту, когда вслед за трансформацией окружающей среды наступает черёд кардинальной физической трансформации самого человека.

Мы уже и так давно искусственные существа. Мы трансформируем зверя, которого собой представляем, с помощью одежды, с помощью медицины, с помощью искусства, с помощью надприродных технологий жизни. И это не чья-то прихоть, а неумолимый закон эволюции. Так всегда было и так всегда будет. Альтернатива — только смерть цивилизации, а мы нацелены на вечность. Даже если нас, людей животных, в этой вечности не будет — главное, чтобы было что-то другое, чему мы послужили зерном.