Это были неандертальцы. Теперь их нет. Кроме неандертальцев современной науке известно ещё несколько человекообразных видов, которые успели создать довольно высокие культуры до того, как жизнь свела их с самыми страшными существами на планете — нами. Этого столкновения ни один разумный вид, кроме нашего, не пережил. Мы всех убили.

Так началась история восхождения нашего вида. У меня есть подозрение, что ни на какой планете вселенной вид или подвид, вырвавшийся на дорогу разума ноздря в ноздрю со своим ближайшим конкурентом, этого конкурента не переживёт. Из-за дикости нравов борьба идёт на уничтожение, и на нашей планете она шла до последнего неандертальца. Потом она плавно превратилась из межвидовой во внутривидовую — конкурировали за ареалы обитания племена и народы, состоящие из существ только нашего вида. Вырезав других, мы начали резать своих.

Одновременно с бесконечной резней шла эволюция техники и эволюция религий. Образно говоря, это была «косичка», заплетённая из трех эволюционирующих прядей — социальных отношений, техники и мировоззрения.

Развитие техники влияло и на эволюцию общественных отношений, делая их более гуманными, и на эволюцию картин мироустройства, делая их более научными.

Для того, чтобы понять механизмы и основные закономерности эволюционного роста, мы сейчас на минуту отвлечемся от наблюдения за планетой, по которой бегают дикари, и перенесёмся в биологическую лабораторию, где сунем нос в чашку Петри.

Чашка Петри, изобретённая немецким биологом по фамилии Петри, представляет собой стеклянный короткий цилиндр или, если хотите, блюдце с высокими прямыми краями. Туда наливают питательный бульон и высаживают какую-нибудь микробиологическую культуру — бактерии, проще говоря. Или плесневые грибы. Чашку накрывают стеклянной крышкой и наблюдают, как идут дела в этом мирке, ограниченном стеклянными стенками.

Поначалу микробы живут припеваючи. Просто в какой-то рай они попали! Кругом питательный бульон — лопай, сколько влезет, да знай себе размножайся. А уж размножаться любая живность умеет, это для неё — сплошное удовольствие. И вскоре колония микробов занимает четверть чашки Петри, потом половину, потом практически всю…

Как вы понимаете, дальше происходит крах колонии. Еды начинает не хватать на всех, уже когда число микробов переваливает за половину. Ещё раньше начинается массовое отравление продуктами выделения. Микроорганизмы ведь не только питаются полезными для себя веществами, но и выбрасывают наружу неполезные — отходы жизнедеятельности. Выброс ненужного ничуть не менее важен, чем поглощение нужного. И микроорганизмы в этом ничем не отличаются от организмов макроскопических. У нас для этих целей даже отдельное помещение в доме предусмотрено — туалет. Канализация уносит отходы жизнедеятельности подальше от нас, чтобы мы ими не отравились. Нечистоты опасны, они провоцируют болезни, в том числе смертельные. Цивилизация как сверхорганизм, состоящий из людей-клеток, тоже производит нечистоты — например, мусор, выбросы заводов и фабрик. И людям пришлось организовывать систему удаления грязи — точно так же, как ранее природе пришлось изобрести систему удаления шлаков из тела. Потому что мусор для цивилизации такой же яд, как выделения для тела. Мусор приходится собирать и вывозить на мусоросжигательные заводы и свалки. Кстати, неподалеку от грандиозных свалок бывали случаи массовых отравлений, когда так называемые свалочные газы, образующиеся при гниении мусора, вырывались из гигантских куч мусора и распространялись в близлежащих городах. Люди теряли сознание, попадали в больницу и рассказывали, что, когда ядовитое облако накрывало город, становилось невозможно дышать от вони.

В общем, всё живое, включая цивилизацию, не только поглощает, но и выделяет. А почему, кстати, так несправедливо всё устроено? Почему бы природе не изобрести такую идеальную живую конструкцию, которая ничего не выбрасывает? Поела и всё переварила в ноль!

Увы, это невозможно. Физика нашего мира против.

Для того, чтобы существовать, то есть бороться за свою выделенность из среды, нужна энергия.

Нужно поддерживать свою упорядоченность и бороться с разрушительной энтропией, нужно постоянно саморемонтироваться, а для этого поглощать из внешней среды куски высокой упорядоченности (пищу). И выбрасывать наружу овеществлённую энтропию, то есть нечто менее упорядоченное и более простое — разобранное на осколки неудобоваримое вещество. По сути, организм питается упорядоченностью, встраивая её в себя. Разборка даёт энергию и материал. Живое портит и разрушает окружающую среду, чтобы отобрать у неё энергию и порядок для своих нужд.

Это один из главных законов эволюции: чтобы что-то построить, нужно что-то сломать. Лев убивает оленя. Травоядное уничтожает растительность. Биосфера Земли в целом существует за счёт «разборки» Солнца. Солнце — наш главный, в конечном итоге, источник энергии, и оно «портится», разрушается, необратимо выгорает. А биосфера нашей планеты, включая цивилизацию, паразитирует на этом горении — усложняется, эволюционирует, живёт. При этом внутри биосферы жадно соперничают за куски упорядоченности хищники, травоядные, растения.

Вот сгорает древесина в печке, давая дому энергию тепла, а вместо неё остаются зола, улетевший в трубу углекислый газ и серый пепел. Вот сгорает пища в теле, как бензин в машине, и остаётся сами знаете что. А для того, чтобы процесс медленного горения пищи в печке организма поддерживался, через специальный воздухозаборник, именуемый носом, организм активно засасывает в себя воздух — ровно так же, как это делает автомобиль, чтобы сжечь в цилиндрах двигателя бензин, или печка через поддувало. Кислород реагирует с органикой, и выделяется много энергии.

В общем, вы поняли: любое созидание в конечном счёте оплачивается разрушением. Любое! Это следствие неумолимого второго начала термодинамики. Общее количество беспорядка в нашей огромной вселенной только растёт. Но зато за счёт этого в некоторых местах происходят локальные процессы созидания и усложнения. Идёт эволюция на костях мироздания.

Поэтому цивилизация не может не производить мусор. Люди не могут не сбрасывать энтропию в унитаз. Просто нужно следить, чтобы отбросы были от нас подальше. Но куда деваться от отравленных выделений микробам в чашке Петри? Мы что-то совсем про них забыли, увлёкшись какашками. Давайте-ка заглянем к ним.

Да там и смотреть не на что! Мертвая пустыня! Что сталось с нашими маленькими друзьями? Где их золотой век, когда еды и простору было полно? Лишь тихое кладбище теперь представляет собой их мир, уместившийся в чашке Петри. Как грустно.

Сколько бы мы ни проводили этот опыт, каких бы микробов ни подселяли, конец будет один, а история повторится как по писаному — сначала постепенно ускоряющийся рост на избытках ресурсов, а потом бесславное увядание. Все умерли. Запомнили?..

А теперь — к нашей истории! К человеческой. Она началась, когда наши далекие предки пошли покорять планету. Кстати, а зачем пошли? Чего им в Африке не сиделось?

Затем, что в Африке стало тесно. Получив орудийные и умственные преимущества, разумный вид стал на голову выше прочих животных, превратился в самого страшного хищника. Универсальный тип питания и новые возможности охоты привели к бурному росту численности людей. Когда ареал обитания уже не мог всех прокормить, им пришлось мигрировать, осваивать новые регионы, новую еду, благо впереди простиралась целая огромная планета. Правда, выяснилось, что местами она уже заселена другим разумным видом, и это привело к многотысячелетней войне на уничтожение, в которой выиграли те, чьи потомки сейчас читают эту книгу. Можно как угодно относиться к этому факту, но изменить его уже невозможно — наши предки кроманьонцы вытеснили неандертальцев из жизни и двинулись дальше — на другие континенты и острова.

Время освоения пустых земель было счастливым временем для наших предков. Ничто не омрачало их существования, и люди стали добродушны, как все богатые и сытые. Об этом можно судить по тому, что они заботились об инвалидах, и тем, кто сам не мог добыть себе мяса, это мясо приносили. Отчего бы не быть добродушным, если всем всего хватает? Размножайся, живность! Станет тесно — иди дальше. Одного убитого мамонта можно есть целую неделю огромным племенем. Мир изобилия и счастья.

Так постепенно человек каменного века распространился по всей планете. И постепенно съел всю мегафауну, то есть уничтожил на своем пути практически всех огромных животных — мамонтов, шерстистых носорогов, оленей, огромных ленивцев, обитавших в Америке. После этого ему пришлось переключиться на более мелкую добычу — например, птиц, и изобретать для этого силки, лук со стрелами.

Но люди продолжали размножаться, а планета не резиновая, и призрак чашки Петри замаячил над ней. Кончился мир изобилия и счастья. Питания отчаянно не хватало. Охотничьи угодья уже не могли вынести такой нагрузки. Считается, что в эту эпоху вымерло до 90 % населения планеты. Люди умирали от голода и от болезней, сопутствующих голоданию, погибали в междоусобных войнах, в которых племена дрались за территорию и охотились друг на друга, потому что люди ведь тоже сделаны из мяса, которое можно съесть. Это был типичный экологический кризис, то есть кризис исчерпания среды.

Почему вымерли не все? И что позволило выжить оставшимся?

Переход на новые технологии — вот что!

Это ещё один закон эволюции, запомните его — каждый экологический кризис, то есть кризис исчерпания среды, преодолевается переходом на новые технологии добычи и переработки энергии.

Непонятно? Сейчас объясню.

Когда обезьяны изобрели и начали совершенствовать орудия труда и охоты, то чего они на самом деле добились? Они получили возможность охотиться на тех зверей, которых без оружия добыть бы не смогли — например, слонов, мамонтов, носорогов, саблезубых тигров. Оружие — великая сила! С той территории, где раньше жила стая, а теперь начало жить вооружённое племя, стало возможно добывать намного больше мяса, то есть больше пищевой энергии. А значит, эта территория уже могла прокормить больше народу — например, только сто безоружных обезьян могло тут прокормиться падалью, личинками, плодами и мелкими зверюшками, а вооружённых — уже пятьсот или тысяча! Значит, повысилась ёмкость ареала обитания.

Это важно: новые технологии добычи повышают ёмкость ареала, позволяют его использовать более эффективно, получать с той же площади больше энергии для жизни. Раньше эта энергия была недоступна, а теперь — научились!

Такое преодоление экологического кризиса, между прочим, результат работы не только изобретательного разума. Аналогичным образом преодолевает кризисы и безмозглая природа. Так однажды она перешла с холоднокровных моделей на теплокровные. Холоднокровным нужен внешний источник тепла для доведения своего «двигателя» до рабочей температуры, а теплокровные устроены сложнее — у них есть дополнительная топка внутри. Поэтому в каком-то смысле им удобнее, они сами себя согревают и меньше зависят от внешней природы. Но за это приходится платить дорогую цену: теплокровным животным для поддержания рабочей температуры тела приходится жрать в десять раз больше, чем экономичным холоднокровным, которые зависят от солнечного нагрева. Подогрев — дело очень дорогое, об этом знают жители всех холодных стран. Зато преимущества, полученные с помощью такого усложнения конструкции, так существенны, что ныне именно теплокровные царят на планете, задвинув устаревшие и более примитивные модели на задворки биосферы.

Природа — неплохой изобретатель!

Вот ещё один чудесный пример её изобретательства. В далёкие-далёкие времена, когда на молодой Земле только начинала возникать жизнь, первые примитивные одноклеточные создания — цианобактерии — выделяли кислород в качестве отхода, то есть кислород был побочным продуктом их жизнедеятельности. Тогда в атмосфере нашей планеты было меньше этого газа, чем сейчас. По одной из гипотез, именно размножившиеся до умопомрачения цианобактерии напустили в атмосферу планеты столько кислорода, что начали задыхаться от собственных ядовитых выделений. Это был типичный эволюционный кризис или экологическая катастрофа, которая происходит с микробами в чашке Петри, только теперь чашкой служила целая планета.

Но поскольку планета больше и разнообразнее стеклянной чашки, здесь процессы идут сложнее и интереснее. Кислородные отбросы эволюция использовала, как ресурс: в ядовитой для цианобактерий кислородной атмосфере получили распространение другие живые существа, для которых кислород был живительным газом, а не ядом — эукариоты. Это были одноклеточные создания, которые кислородом дышали. Они были устроены сложнее цианобактерий, у них уже имелось клеточное ядро. Это были наши одноклеточные предки! Мы с вами сделаны из эукариотических клеток. Мы — потомки тех, кто вырос на куче отбросов. Только для нас эти отбросы оказались благотворным ресурсом. Так же, как для жука-навозника дерьмо млекопитающих — живительный ресурс и вкусняшка.

В общем, природа с помощью новой, более сложной конструкции надстроилась и преодолела кризис. То же самое она провернула, когда после глобального похолодания заменила столь огромных неповоротливых динозавров юркими смышлёными млекопитающими с собственной печкой внутри — поменяла более примитивную конструкцию на усложнённую.

Важный вопрос: а почему на планете вымерли не все цианобактерии? Почему вымерли не все холоднокровные? Почему, наконец, истребив собственную кормовую базу, вымерли не все люди во время кризиса перенаселения? Ведь в чашке Петри вымирают все микробы!

Ответ был дан чуть выше, причем я употребил крайне важное слово, наверняка проскочившее мимо вашего внимания, — «разнообразие». Вся планета устроена намного сложнее чашки Петри, в ней уйма разного, и это позволяет лавировать. Именно разнообразие и спасает.

Ещё один закон эволюции — закон необходимого разнообразия. Чтобы система была устойчивой, она должна быть разнообразной. Потому что внешние условия все время меняются.

При очень резких и неблагоприятных изменениях любой вид может вымереть целиком. Но если изменения не столь катастрофичны, а разнообразие свойств внутри вида велико, кто-то, глядишь, и выживет. Например, из-за извержения вулкана и затемнения атмосферы вулканическим пеплом резко упала температура. Какой-то теплолюбивый вид в некоей местности вымер почти весь. Выжило только небольшое количество особей, у которых был самый толстый слой согревающего подкожного жира. Раньше этот слой им не помогал, а только вредил — они были неповоротливыми, их меньше любили самки, над этими увальнями вечно смеялись. Они еле выживали, толстые и некрасивые. Но в изменившихся условиях их недостаток, обусловленный дефектным геном, отвечающим за ожирение, вдруг превратился в решающее преимущество!.. И далее среда начинает сдвигать вид в лице выживших толстяков в сторону увеличения жирового слоя.

Что же получается?

Разнообразие свойств — это очень здорово для выживания. Именно оно позволяет преодолевать кризисы.

В критических условиях похолодания вчерашние аутсайдеры — например, мелкие теплокровные, шныряющие между ног у царей природы динозавров, — вдруг выходят на первый план и начинают царить сами, просто потому, что температурные условия на планете изменились, а они умеют сами себя согревать.

Однако для того, чтобы система выжила в критический момент, нужно, чтобы у нее заранее был накоплен этот резерв разнообразия, иначе просто некому будет выживать. А спасительный резерв свойств возникает не в момент кризиса, а загодя, в сытое благословенное время. Микробы, дышащие кислородом, должны были существовать вместе с цианобактериями, хоть и не играли главной роли в мире цианобактерий, а пребывали на краю биосферы. Теплокровные млекопитающие жили уже во времена динозавров, но кто на них тогда обращал внимание, на эту странную, неэкономичную, постоянно что-то жующую мелочь? Вчерашним аутсайдерам повезло: они были резервом природы, не зная об этом.

Поэтому любите разнообразие! Цените разнообразие свойств! Будьте толерантны, то есть терпимы к разнообразию и непохожести. Вы никогда не знаете, что именно выстрелит. Бывший заморыш может в новых условиях стать «царём горы».

Теперь, наконец, мы возвращаемся к печальному моменту человеческой истории, когда население нашей планеты, состоящее из вольных охотников и собирателей, вымерло практически полностью. Выжили только странные люди, над которыми, наверное, охотники смеялись, даже издевались. Потому что они вели уж очень необычный образ жизни. Я бы даже сказал, предосудительный. Они были прямо нелюди какие-то!

Ведь что такое человек? С точки зрения вольного охотника, человек — это свободное существо, хозяин мира и природы. Откочевали буйволы или мамонты, и люди ушли за ними. Кругом — воля и ветер, и разные края, сменяющие друг друга. Степь пахнет травами, и всё, что ты взял у природы, — твоё!

А эти людишки, о которых мы говорим, жили совсем другой жизнью — оседлой. То есть на одном месте. Как несвободные. И творили они совершенно немыслимые вещи — вместо того, чтобы съесть собранные зерна, они бросали их в землю, последние дураки!

Человеку с психологией дикаря-охотника трудно понять человека с более сложной психологией земледельца. Этнографы, изучавшие ещё сохранившиеся кое-где на планете примитивные племена охотников и собирателей, отмечали, насколько безумной кажется таким людям привычка земледельцев закапывать зерна, которые можно съесть. Конечно, если им объяснить, они поймут, что зерна эти потом вырастут в большем числе, но ведь это ещё когда будет, а есть хочется сегодня! Прогностические способности первобытных охотников на долгие сроки не распространяются. Нужна была смертельная опасность вымирания, чтобы совершилась революция в мировоззрении и произошел переход от собирательства к земледелию и от охоты к скотоводству.

Предположительно переход случился на религиозной почве. Возможно, некоторые племена ещё в изобильные времена практиковали подношение духам — часть добычи бросали в костер или в землю. А потом заметили, что выброшенные в землю семена прорастали. И в колосках оказывалось зерен больше, чем было выброшено! Во времена же многолюдные и голодные, когда, казалось бы, нужно всё съедать подчистую, пришла идея: если вырастает зёрнышек больше, чем посажено, то это можно использовать для производства питания! Да, прорастут они через долгий срок — несколько месяцев, — но если потерпеть… Это стратегическое планирование произвело переворот и в психологии, и в жизни мира. Те племена, которые когда-то вели странный, мало кем понимаемый образ жизни, в новых условиях оказались на коне. Они изобрели новый способ взаимодействия с природой. И этот способ, названный потом сельским хозяйством, позволил получить с той же самой территории гораздо больше пищевой энергии, чем прежняя технология взаимодействия — охота и собирательство.

Там, где раньше с трудом могла прокормиться сотня охотников и собирателей, теперь могли безбедно жить тысячи или даже десятки тысяч людей. Новые аграрные технологии резко повысили ёмкость ареалов. Наступила новая эра человечества. Это был его второй золотой век! Первый случился, когда вольные охотники осваивали незаселенную планету, лишь изредка сталкиваясь с предыдущей разумной моделью. Второй золотой век назван историками неолитической революцией. Человечество словно заново открыло для себя планету. Оказалось, она, не напрягаясь, может прокормить гораздо больше народу. И практически пуста для земледельцев. Активно размножаясь, человеческая «плесень» вновь стала заполнять свою «чашку Петри», легко вытесняя остававшиеся кое-где племена охотников и собирателей — просто потому, что земледельцев было в разы больше (одна и та же площадь земли может прокормить больше крестьян, чем охотников).

Второе покорение планеты снова стало счастливым временем. Всего всем хватало, люди были добры, великодушны и сыты. В плодородных долинах рек теперь обитали земледельцы, а степной пояс планеты заняли скотоводы-кочевники. По весне великие реки разливались, а когда вода спадала, на земле оставался слой плодородного ила, на котором вырастали обильные урожаи. А в бесконечных степях гоняли скот по бесплатной густой траве кочевники.

Плохо ли? Хорошо!

Но вскоре планета снова упаковалась по полной программе, и население во всех ареалам обитания вышло на ту максимальную численность, которую эти ареалы могли прокормить.

Давайте теперь посмотрим на уже знакомый нам график, который я повторяю чуть ниже. Там нарисована логистическая кривая, которую мы встречали, говоря об эволюции техники. Кривая описывается математической формулой, которую я приводить не буду, чтобы не пугать народ, но знайте — это главная эволюционная кривая. Полюбите её!

Рис. 20. Логистическая кривая эволюции

По логистическому закону происходит размножение колонии микробов в чашке Петри: сначала наблюдается постепенно ускоряющийся рост численности (чем больше микробов, тем быстрее растет колония, потому что больше микробов размножаются), а затем в точке А наступает перелом — скорость роста постепенно замедляется и выходит на насыщение: подбирается к пределу K_max. Это предельная ёмкость ареала, то есть в данном случае чашки Петри — большее количество микробов ареал обитания уже не вместит физически. Потом численность, конечно, резко падает до нуля — все умирают, но этой части кривой на графике нет, потому что нас интересует рост, эволюция.

Самое интересное, что по этому логистическому закону развивалась и человеческая цивилизация. Сначала — золотой век, когда всего всем хватает, ресурсы кажутся безграничными, мир солнечным и счастливым, а люди добрыми и сердечными. Они улыбаются, помогают друг другу, вежливы и доброжелательны с окружением. Потому что им нечего делить. А если в каком-то месте земли для посевов стало не хватать, можно сняться и уйти на новые тучные земли, ещё не знавшие сохи.

Но если некуда уходить? Если шарик забит?

Представьте себе некий самодостаточный ареал обитания, окруженный горными грядами с одной стороны, пустынями — с другой, морями — с третьей. Внутри по зелёным плодородным долинам текут полноводные реки. Поначалу эта природная чашка Петри быстро заполняется людьми аграрной цивилизации. Живность, как вы уже усвоили, мёдом не корми — дай поразмножаться. Пять детей в семье, десять детей в семье. почему не рожать, если еды полно?

Давайте, кстати, прикинем, насколько быстро могут размножаться люди. Раньше семьи были очень многочисленными, поскольку пенсий не существовало, а дети были для родителей помощниками в работе и опорой в старости. Из-за отсутствия медицины детская смертность также была высока, в семьях запросто умирало до половины родившихся детей. Зато остальные, самые крепенькие и качественные выживали — естественный отбор шёл вовсю. Женились рано, лет с двенадцати-тринадцати, так что родить успевали много. Возьмем для определённости круглое число — десять родов. Десять младенцев родилось, пятеро померло, пять выжило. Итого, одна семья наплодила пять человек. Каждый из них вырастет, найдёт себе пару и, в свою очередь, родит ещё пять. То есть у первой пары будет двадцать пять внуков. Эти двадцать пять вырастут, женятся и ещё по пять детей родят. Умножайте сами и узнаете число правнуков. Вот он, постепенно ускоряющийся рост: чем дальше — тем быстрее!

Сначала расплодившийся народ расширяется экстенсивно, то есть просто вширь, и вскоре заполняет весь ареал.

Земледельцы забираются в предгорья, распахивают неудобья. Земельные наделы из-за кучи выросших детей начинают дробить, их нарезают и раздают по наследству, но этих клочков земли уже не хватает для прокормления семей.

Цены на еду из-за её недостатка растут. А стоимость рабочей силы из-за лишнего населения падает. Люди готовы работать за кусок хлеба, продаваться в рабство, лишь бы их кормили.

Спасает переход на новые технологии (если он случается). Например, можно начать рыть канавы для осушения заболоченных речных пойм и каналы, подводя воду от реки для орошения засушливых земель. Это называется мелиорация и ирригация, то есть искусственное улучшение земель с целью повышения урожайности. Это опять поднимает ёмкость ареала, поскольку получаются дополнительные посевные площади. Но рытье грандиозной сети траншей и каналов в десятки и сотни километров общей длины — это дело общей организации. Один земледелец с клочком засушливой пахоты не пророет многокилометровый канал. А тем, кто имеют плодородную землю у реки, зачем бы тратить своё время, свой труд и свою землю, чтобы прорыть через неё канал от реки в помощь тем, чья земля хуже? Для этого нужна общая организация.

Так появляется государство — организатор и контролер всеобщих работ для всеобщего блага. Кто-то копает, а кто-то заставляет копать, стоя рядом с плёткой. Кто-то учитывает и потом распределяет урожай. Но чтобы учитывать продукт, долговой процент и налоги, нужна письменность. Появляется первая правящая элита, первая, так сказать, интеллигенция — писцы, то есть грамотные люди, игравшие в древнейших земледельческих государствах огромную роль. Всё это называется разделением труда (на разные профессии) и служит признаком высокой цивилизации. У животных и у первобытных людей разделения труда нет (если не считать полового разделения труда, когда самка сидит в пещере и охраняет потомство в ожидании, когда прибудет самец с охоты и накормит). У охотников и собирателей каждый умеет охотиться, может сделать каменный топор и вылепить из глины посудину. У ранних аграриев времен неолитической революции каждый крестьянин может не только сеять и убирать урожай, но и сделать для этого утварь. Но по мере развития цивилизации возникают профессии. Горшечник делает только горшки и не боится умереть от голода, потому что понимает: избыток продуктов, производимых людьми, уже таков, а цивилизация настолько устойчива, что бояться ему нечего — крестьяне с радостью поменяют свою еду на его горшки, чтобы не тратить время на изготовление посуды. При этом обмен горшков на еду произойдет через единый универсальный эквивалент — деньги. Это уже экономика, и об этом будет отдельная книга.

Так вот, у каждого человека в аграрном государстве, раскинувшемся в пойме великой реки, своя роль в общественной организации — кто-то с мечом, а кто-то с лопатой; кто-то из глины лепит горшки, а кто-то ведёт учёт, записывая острой палочкой на мягкой глине сведения об урожае и высчитывая налоги. Потом глину обожгут огнём и получится у одного горшок, а у второго — документ, который уже не подделаешь.

Мне пока что всё нравится!..

Получив новую технологию общественной жизни — государство, которое намного сложнее, чем племя, и новые технологии земледелия — ирригацию, человечество ещё больше повысило ёмкость ареалов обитания и свою численность. А ведь чем больше народу, тем больше среди них встречается изобретателей разных новинок. На тысячу человек, допустим, рождается один гений. А на десять тысяч — десять гениев. На миллион — тысяча гениев! Понятно, что тысяча полезных изобретений ускоряет прогресс в тысячу раз быстрее, чем одно. Этот механизм и оказался сам по себе грандиозным ускорителем прогресса. Изобретения позволяли повысить ёмкость экологической ниши, что приводило к росту населения и росту количества изобретателей. Чем больше народу — тем быстрее прогресс. Чем быстрее прогресс, тем больше народу может жить на планете. Чем больше народу — тем больше гениев и быстрее прогресс. Процесс шел с нарастающим ускорением. В науке такие процессы называют процессами с положительной обратной связью, то есть «чем больше, тем больше».

Прогресс таким образом носил взрывной характер, он ускорял сам себя. Но всё это происходило не ровно, не без эксцессов, то есть не без неприятностей, поскольку на начальных этапах развития прогресс за ростом населения не очень успевал. Неграмотное население размножалось, как саранча, и с людьми в их ареалах обитания раз за разом случались те же неприятные вещи, что и с микробами в уже знакомой нам чашке.

Если число людей подбиралось к предельной ёмкости ареала, но новых прорывных технологий, увеличивающих глубину ареала, не появлялось — а чаще всего в истории именно так и было! — начинался форменный кошмар. Система автоматически балансировалась, а в человеческом измерении это выглядело просто страшно. Так как территория уже не могла прокормить такое количество народу, число человеко-единиц начинало неумолимо загонять под планку предельной ёмкости. Это происходило по-разному.

Например, путём вымирания: голод и болезни. Из-за недоедания падает иммунитет (способность организма сопротивляться болезням), а из-за скученности и неизбежной грязи как раз наступает раздолье разным болезням, ведь для микробов человеческое сообщество — это питательная среда, экологическая ниша, в которой они могут размножаться. Чем хуже нам, тем лучше паразитам! Людей начинают морить болезни. Те самые знаменитые эпидемии чумы, которые выкашивали Европу и Азию, убивая десятки миллионов людей, — это как раз следствие перенаселённости и оскудевшего рациона.

Второй способ сократить численность, известный с древнейших времен, — наиболее молодой, активной части населения просто уйти оттуда, где стало тесно и голодно. Так делается и в животном мире, когда молодняк отправляется осваивать новые ареалы. В человеческой истории подобное случалось постоянно. Я ранее уже рассказывал, как кроманьонцы осваивали Евразию, заселённую к тому времени неандертальцами.

Вот еще один из возможных сотен примеров. Высокоразвитое древнее государство Финикия, славное своими прекрасными кораблями и мореходными знаниями, располагалось на востоке Средиземного моря. Когда размножившегося народу становилось чересчур много, финикийцы грузились на корабли и уплывали осваивать новые земли — так был построен на африканском берегу великий город Карфаген.

Конечно, высока вероятность, что новые земли уже кем-то заселены. Но ведь сила солому ломит! Когда земледельцы осваивали планету, они практически не замечали более отсталых охотников, легко вытесняя их, поскольку тех было меньше.

Абсолютно та же история произошла с освоением европейцами Северной Америки. Из переполненной людьми Европы население выдавливалось, словно паста из тюбика. И уплывало на кораблях колонизировать территории Африки, Америки, Австралии, новой Зеландии. Там жили совсем уж дикари на уровне каменного века, технологии которых не могли прокормить много народу (несущая способность ареалов была низка). И потому многочисленные европейцы с их развитыми технологиями войны и труда легко и непринужденно вытеснили редкое местное население с почти пустующих (по европейским меркам) земель. И стали их использовать более эффективно, то есть позволяя прокормиться на них большему количеству народа.

Итак, вторым способом разрешения кризиса перенаселения была колонизация пустующих или неэффективно используемых дикарями земель.

Третий способ — война. Когда ареал уже не способен прокормить расплодившихся людей, они сами начинают сокращать свою численность, опрокидываясь в пучину взаимоуничтожения. И после продолжительной резни, когда земля освобождается от лишнего населения, начинается «внутренняя колонизация» — повторное освоение ареала и возвращение века изобилия: зерно снова дешевое, а рабочая сила дорогая, люди опять добрые, поскольку от природы они вообще добры, если им делить нечего.

Четвертый способ я бы назвал антиколонизацией. Это варваризация, то есть колонизация с обратным знаком. Чтобы понять трагедию антиколонизации, нужно чуть подробнее разобраться в сути колонизации. Колонизация, как мы уже знаем, — это освоение пустующих земель или земель, где живет менее цивилизованное население. Тогда колонизаторы несут местному населению не только меч, но и свет знаний. Они не только частично уничтожают отставшие народности и их уклад, но и неизбежно приносят уцелевшим современные технологии — не только инженерные, но и социальные. Например, британские колонизаторы в Индии не только порабощали туземцев и жестоко подавляли восстания, но и строили железные дороги, а также запретили варварский обычай сати.

Вы знаете, что такое сати? Сати — это ужасный индийский обычай заживо сжигать вдову на погребальном костре вместе с трупом ее мужа. Английские колонизаторы, так же, как и вы, ужаснулись этому дикому ритуалу и немедленно запретили его. Сейчас всю политику колонизации принято обвинять в жестокости — англичане зверски подавляли восстания свободолюбивых индийцев против колонизаторов. Такое и вправду было. Индийцы боролись за свою свободу и независимость, а англичане ловили бунтовщиков, привязывали к пушечным стволам и показательно расстреливали из пушек, чтобы внушить страх остальным.

Но за что воевали эти восставшие индийцы? Они воевали за свои традиции, то есть против цивилизации. Они воевали за то, чтобы, в числе прочего, продолжать сжигать своих женщин живьём на кострах. А англичане, которые действительно жестоко подавляли восстания, убили во время этих подавлений гораздо меньше индийцев, чем спасли индийских жизней, запретив варварский обычай сати.

Европейских колонизаторов обвиняют в том, что белые люди привозили в Америку негров из Африки и использовали в качестве рабов на плантациях, а также в том, что они уничтожили почти всех коренных жителей Северной Америки — индейцев. Этого нельзя отрицать. Но надо сказать и о том, что большинство индейцев уничтожили все же не европейские завоеватели, а болезни, которые они принесли с собой и к которым у местных жителей не было иммунитета. И теперь на освоенных землях построена самая богатая и сильная страна мира — Соединенные Штаты Америки. Потомки выживших негров и индейцев могут учиться в университетах и пользоваться благами цивилизации вместо того, чтобы жить охотой и собирательством, кормить вшей и умирать от пустякового аппендицита в тридцать лет.

Надо отметить, что в местах, где европейцы колонизировали земли, населенные народами каменного века (как это было в Северной Америке, Австралии, Новой Зеландии), и полностью вытесняли дикость своим миропорядком, теперь располагаются наиболее передовые и развитые страны. Когда же они покоряли более или менее развитые цивилизации, то их уклад не удалось полностью сменить европейским. Во всех этих местах к моменту прихода европейцев уже были государства и относительно высокая культура, которая сопротивлялась европеизации тем успешнее, чем более развитой была. В результате в этих регионах — Южной Америке, Индии, Юго-Восточной Азии — теперь располагаются отстающие страны.

Исключение — Африка, по большей части населенная людьми каменного века, которую европейцы просто не успели колонизировать и развить по образцу Северной Америки и Австралии: эволюция цивилизации вступила в другой этап развития, эпоха колоний закончилась. Теперь таким регионам нужно самим догонять развитые страны без помощи колонизаторов.

Итак, колонизация — это жёсткое цивилизаторство, насильственное технологическое и социальное окультуривание отсталых народов. Антиколонизация — это обратное явление: процесс варваризации, когда на цивилизацию нападают менее развитые сообщества и высокая культура гибнет. Но, по счастью, не полностью! Она гибнет как зерно, брошенное в почву, — потом прорастая новым ростком.

Поясню.

Много раз в истории нашей планеты случалось одно и то же — на равнинах плодородных рек вырастали великие города и огромные империи. В этих городах могло быть до миллиона жителей. И это до нашей эры, тысячи лет назад! Таким, например, был знаменитый Вавилон, потрясавший воображение современников. Уже давно не существует на свете этой жемчужины древнего мира, огромный Вавилон канул в небытие, но память о нем человечество хранило веками — так же как потом память о великом Риме. Память пережила город.

Понятно, почему Вавилон и другие древние мегаполисы так потрясали воображение современников. Потому что вокруг простирался мир Деревни, простой быт которой не менялся столетиями и не сильно отличался от поселения каменного века. Невысокие лачуги, примитивные орудия труда, простая глиняная посуда, каждый день — одно и то же. Когда крестьянин из далекой провинции волею судеб попадал в гигантский мегаполис — он видел совсем другую жизнь и предметы, которые раньше и вообразить не мог. Гигантские постройки, рядом с которыми он сам себе казался песчинкой, фонтаны, красивые храмы и башни, взметнувшиеся в небо, замощённые каменными плитами проспекты, многоэтажные жилые дома. Вокруг привыкшего к неспешному существованию крестьянина бурлила событиями пёстрая жизнь — ходили необычные люди в разноцветных одеждах, гудели изобильные рынки с диковинными товарами, работали постоялые дворы, заведения, где можно было поесть и купить еду на вынос, глашатаи объявляли новости, было множество развлечений. Процветали ремёсла, учёные мужи задумывались об устройстве природы и выводили математические формулы, творили скульпторы и художники, музыканты и сочинители. Существовали библиотеки с десятками тысяч глиняных «книг».

Толстые городские стены Вавилона тянулись на десятки километров и в несколько рядов. Их окружали рвы с водой — настоящие искусственные реки, куда подавалась вода из Евфрата. Изнутри эти стены были выложены изразцовой голубой плиткой с изображениями людей и животных. Археологи начали раскопки Вавилона в позапрошлом веке и с удивлением обнаружили, что город, существовавший много тысяч лет назад, был больше, чем современный им Лондон. Можно только представить, насколько поражал великий Вавилон воображение людей древности. Современная Московская кольцевая автомобильная дорога, опоясывающая город, имеет длину чуть больше ста километров. Внешняя стена, опоясывавшая Вавилон, была длиной в девяносто километров. Вавилон был размером с огромный современный мегаполис!

На строительство вавилонских стен потребовались миллиарды кирпичей. Для их производства должны были непрестанно работать несколько сотен (!) кирпичных фабрик, изготавливая десяток миллионов штук в год. Кирпичи в стенах скреплялись с помощью природного асфальта, а значит, существовала горнодобывающая отрасль. Грандиозный размах! Я с трудом удержался, чтобы не взять в кавычки слова «фабрика» и «отрасль», потому что слова эти несут привычный каждому читателю налёт современности и отзвук промышленной революции, но чем их заменить, я не знаю…

Куда же делась эта величайшая цивилизация древности?

Туда же, куда все другие развитые цивилизации — они были затоплены нашествием диких степных варваров.

Степной пояс Евразии, где обитали народности скотоводов-кочевников, переполнялся очень быстро, и потому жизнь никогда не была там лёгкой. Она выковывала жестоких людей-воинов. При перенаселении ареала обитания кочевники сначала воевали друг с другом. Потом среди племенных вождей находился один самый удачливый, который объединял под своим началом племена в огромное войско и уводил избыток агрессивной молодежи в жестокий завоевательный поход на империи, раскинувшиеся в поймах великих рек, — туда, где возвышались чудесные города. Это называлось переселением народов и случалось в человеческой истории чаще, чем хотелось бы. И это было чистым повторением обезьяньих нравов, только в больших масштабах — у приматов избыток молодняка тоже отделяется от стаи и уходит завоевывать новые территории обитания.

Людей и их психологию формирует среда. Суровая жизнь — суровые люди. Хорошая жизнь — хорошие люди. На просторах бескрайних степей и в предгорьях шел постоянный отбор людей по жёсткости и жестокости. Великие аграрные империи, где поколениями жили безропотные крестьяне, привыкшие к кнуту, где сильным и храбрым было только профессиональное войско, порождали народ в основном невоинственный, спокойный, а аристократию — привыкшую к комфортной жизни и развлечениям. Зато в Великой степи шел совсем другой отбор! Мальчишки там с детства не слезали с коней, стреляли из луков на ходу, проходили жестокие инициации и вообще довольствовались малым. Их жизнь можно было бы назвать нищенской, если бы у этих диковатых людей было понятие о нищете и настоящем богатстве. В своем суровом мире они с детства привыкли к смерти, к боли, гибель в бою считали почётной и даже завидной. В общем, я вам так скажу: когда жизнь скудная и паршивая, её не жалко и за родину отдать!

Часто бывало так, что самые агрессивные племена из каких-нибудь предгорий Алтая шли в завоевательный поход, и от них убегали другие степные племена, чуть менее дикие и агрессивные. И уже они, убегая, вторгались в пределы мирных аграрных царств, сея там смерть и разрушение. Одна волна гнала перед собой другую.

А дальше?

Посеяв смерть и разрушение, разорив города, кочевники становились хозяевами империи, её элитой — вместо прежней аристократии. Уцелевшие крестьяне работали теперь уже на них, обеспечивая новым завоевателям красивую жизнь. Да и интеллектуальный класс империи тоже начинал работать на безграмотных завоевателей — своих новых хозяев.

Постепенно империя приходила в себя от разрушений, восстанавливалась, залечивала раны, привыкала к новой аристократии, которая, как губка, впитывала в себя нравы и культуру побежденных. Своя-то культура у дикарей была микроскопическая! Они быстро привыкали к хорошей жизни, их сыновья и внуки уже делались грамотными, сведущими в искусстве и философии. И изнеженными. И вот уже через пару поколений потомки кочевых варваров становились образованными царями, строили храмы, собирали библиотеки, поощряли науки и искусства.

Так империи переваривали завоевателей, превращая победителей в проигравших на культурном фронте. Именно это я и имел в виду, говоря, что империи никогда не гибли до конца, какие бы разрушения ни приносили с собой варвары. Обрушившись вниз, они вскоре начинали новый путь наверх, но начинали его уже не с нуля, а с некоей культурной ступеньки. Прогресс — это постоянный путь вверх с периодическими болезненными провалами.

Люди — топливо цивилизации.

Во времена переселения народов в цивилизационный костёр падало так много этого варварского сырого топлива, что огонь цивилизации гас под завалами. Города пустели, на их площадях теперь паслись козы, щипля траву, пробивавшуюся через мраморные плиты, храмы были разрушены, а дома разграблены. Казалось, никакого огня уже нет. Казалось, уголь варварства полностью засыпал прекрасное пламя культуры. Но нет! Где-то под черной массой дикости тлели искры легенд, преданий, знаний, словесности, памяти о былом величии.

Культура прочнее камня. Считается, что камень вечен, а культура — некая эфемерность. Но многие каменные города канули в вечность, а передаваемое из уст в уста пережило их.

Порой это видно в сущих мелочах. Многие из вас видели на картинках в книгах и барельефах в музеях остроконечные шапки, которые носили бородатые ассирийцы. Уже тысячи лет нет никакой Ассирии, она осталась лишь в учебниках истории, некогда могучая империя Древнего Востока исчезла. Но немногочисленные потомки ассирийцев, живущие в горах, до сих пор носят те самые конические войлочные шапки. Они могут и не знать о великом имперском прошлом, а шапки эти носят не в знак былого величия, а просто потому, что такие шапки носили их отцы, деды, прадеды сотни и тысячи лет тому назад. Культура — это трансляция информации.

Историки долгое время считали Вавилон, Трою из греческих преданий, а также многие библейские города лишь красивой легендой — до тех пор, пока руины этих городов не откопали археологи. Города некогда исчезли, но человеческая память, овеществлённая в сказаниях и литературных источниках, никогда не забывала о том огне, который вздымался до небес, озаряя Землю светом высокой, удивительной культуры.

Так было с Ниневией. С Римом. С Троей. С Карфагеном. Люди любят города — великие светочи культуры. Их свет они несут в памяти сквозь столетия, мечтая раздуть пламя вновь.

В конце концов, Город производит цивилизацию. А Деревня производит еду…

Деревенское общество по-другому называют традиционным. То есть косным, отсталым, нетерпимым. А городское общество — это общество буржуазное, более толерантное, более гуманное, более богатое, более образованное и продвинутое, снисходительное к человеческим слабостям. Более учёное. Из горожан получаются плохие солдаты, но хорошие полководцы, специалисты и творческие люди. А житель деревни — готовый солдат, только обучить осталось, и он никого не пощадит, включая себя.

Ну а теперь давайте пробежимся галопом по истории, чтобы убедиться: именно так всё и было, как сказано выше.